В Куйбышевском районном суде г. Омска продолжается рассмотрение дела в отношении Марины Знаменщиковой, которую обвиняют в покушении на особо крупное мошенничество, фальсификации доказательств по гражданскому делу и незаконном образовании юридического лица.

Наш интерес это дело привлекает в связи с тем, что Марина Знаменщикова является одним из главных свидетелей обвинения по делу бывшего начальника Кировского отдела СУ СК по Омской области Романа Оляницкого, следователя этого отдела Ксении Бычек и адвоката Николая Хорошмана, обвиняемых в коррупции и преступлении против правосудия.

Именно благодаря Знаменщиковой, как активной участнице оперативных мероприятий, проводимых сотрудниками омского УФСБ, были получены документальные доказательства виновности должностных лиц омского следкома. Изобличающие бывших следователей показания, дала в этом процессе и сама Знаменщикова.

Напомним читателям, что именно за незаконные действия по делу Знаменщиковой, которую обвинили в фальсификации доказательств по гражданскому делу, Роман Оляницкий по позиции обвинения, получил от посредника адвоката Николая Хорошмана взятку в крупном размере, а Ксения Бычек, выполняя указание своего начальника, фальсифицировала допросы Знаменщиковой, включив в них признание последней своей вины.

В действительности Знаменщикова по собственному делу вину в мошенничестве и фальсификации отрицает, но признает себя виновной в незаконном образовании юридического лица.

Дело Марины Знамещиковой, на наш взгляд, позволяет гораздо более полно, чем это представлено сегодня в Кировском суде г. Омска взглянуть на преступную деятельность Оляницкого и его подчиненных, если таковая будет установлена приговором суда. Но это не все. Из дела Марины Знаменщиковой, усматриваются, как представляется, неоднозначные действия отдельных должностных лиц центрального аппарата омского следкома, которые могут быть истолкованы как попытка помощи попавшему в беду товарищу.

Но давайте по порядку.

В понедельник 26 октября Марина Знаменщикова должна была выступить с последним словом, а суд удалиться для вынесения приговора. Вместо этого по ходатайству государственного обвинителя суд возобновил рассмотрение дела и поставил перед участниками процесса вопрос о необходимости проведения по делу повторной почерковедческой экспертизы.

Ранее защитник Знаменщиковой Иван Исаенко представил суду доказательства в виде заключения эксперта почерковеда с 28-летним экспертным стажем и его допроса в суде, из которых однозначно следовало, что подписи от имени Знаменщиковой во вменяемых ей документах выполнены не ею, а экспертиза обвинения сделана с грубейшими и многочисленными нарушениями методики ее проведения (подробности здесь — «Выводы эксперта УМВД Макаровой — профессиональная ошибка или нечто большее?»).

В связи с этим в нашем материале от 07.10.2020 года ставился вопрос — выводы эксперта 6-го отдела ЭКЦ УМВД России по Омской области Макаровой профессиональная ошибка или нечто большее? Благодаря работе нашей коллеги Натальи Вагнер, которая последовательно знакомит омскую общественность с происходящим в судебном процессе по делу Оляницкого и подельников мы имеем возможность рассуждать, что ответ на этот вопрос прозвучал в показаниях подсудимого Оляницкого данных им в суде на прошлой неделе (читать здесь — «Самое страшное — это оправдательный приговор» — заявил на суде о взятках в Омском СКР Оляницкий).

Из показаний Оляницкого четко следует, что после того, как Знаменщикова отказалась признавать свою причастность к фальсификации доказательств по гражданскому делу, он со следователем решили для «покладистости» строптивой подозреваемой использовать психологический прием (так это назвал Оляницкий), состоявший в запугивании Знаменщиковой применением к ней ст. 159 УК РФ, т. е. мошенничеством.

Однако, как пояснил Оляницкий, в действительности у него и следователя такой возможности не было, так как не было доказательств совершенного мошенничества и причастности к нему Знаменщиковой. Делалось это исключительно для создания у Знаменщиковой «преувеличенного впечатления о такой возможности», дабы добиться от нее признательных показаний. И вот здесь от защитника Оляницкого адвоката Романовской прозвучал вполне логичный вопрос: «Разве без признательных показаний Знаменщиковой, при наличии почерковедческой экспертизы невозможно было направить дело в суд?»

И действительно, что мешало?

Если по делу есть почерковедческая экспертиза, согласно которой подписи в фальсифицированных документах признаются выполненными Знаменщиковой, зачем нужны признательные показания последней? Хочешь признавайся, хочешь не признавайся — все и так ясно. А такая экспертиза, выполненная экспертом 6-го отдела ЭКЦ УМВД по Омской области Анжеликой Макаровой, в деле Знаменщиковой имеется. В ней утверждается, что подписи в спорных документах выполнены самой Знаменщиковой. На вопрос своего защитника Оляницкий ответил: «Я мог это дело направить, но с каким результатом это мне вернется. Самое страшное — это оправдательный приговор!».

Из дальнейших показаний Оляницкого следовало, чтобы не допустить оправдания Знаменщиковой необходимы были ее признательные показания. Без вариантов. Чтобы Знаменщикова «взяла все на себя», Оляницкий требовал и от Хорошмана, что следует из аудиофиксации их общения, ранее озвученной в суде.

Понятно, что при признательных показаниях никто не будет вникать в состоятельность почерковедческой экспертизы. Отсюда вопрос: следует ли из показаний Оляницкого его осведомленность о том, что почерковедческая экспертиза по делу Знаменщиковой, как бы это мягче сказать, является не совсем корректной? Представляется, что именно так и следует. Как следует из показаний Оляницкого, и то, что данная экспертиза была необходима для создания у Знаменщиковой и заинтересованных в ее судьбе лиц «преувеличенного впечатления» о возможности вменения ей мошенничества.

Теперь после принципиального решения Куйбышевского суда г. Омска о назначении по делу Знаменщиковой повторной почерковедческой экспертизы остается ждать, куда и кому ее проведение будет назначено. Это важно, так как совершенно нельзя исключать попыток воздействия на нового эксперта в целях подтверждения подписанных ранее экспертом Макаровой выводов. Надеемся, этот вопрос не останется без контроля Федеральной службы безопасности РФ, так как, по нашему мнению, не все подлинные обстоятельства по делу Оляницкого на сегодняшний день фактически установлены и преданы гласности. А интересанты в подтверждении выводов эксперта Макаровой могут быть и в центральном аппарате омского следкома, должностные лица которого вменили Знаменщиковой это самое мошенничество, но уже не как тактический прием.

Напомним, Оляницкий конкретно в своих показаниях на суде указал, что никакой возможности для привлечения Знаменщиковой за мошенничество у них по делу не было, так как не было доказательств совершения Знаменщиковой такого преступления. Как указывалось выше, почерковедческие выводы эксперта Макаровой он в качестве такого доказательства не рассматривал. В противном случае надобность в ее признательных показаниях отсутствовала. Возникает закономерный вопрос: как же тогда получилось, что после задержания Оляницкого и изъятия дела Знаменщиковой в СУ СК РФ по Омской области ее обвинили в мошенничестве?

Насколько нам известно из выступления сторон в прениях в Куйбышевском суде г. Омска никаких новых доказательств совершения Знаменщиковой мошенничества в деле не появилось, а обвиняют по сути ее на основании экспертизы Макаровой. В этой связи представляет безумный интерес интервью, данное 22 июля 2020 года газете «Коммерческие вести» заместителем руководителя 3-его отдела СУ СК РФ по Омской области Александром Сертаковым. Отвечая на вопросы корреспондента «Коммерческие вести» о расследовании дела, когда через райсуды Омска утверждались несуществующие долги омичей, подполковник юстиции пояснил следующее:

— Мы закончили расследование и направили в суд дело по одному эпизоду  одного фигуранта. Обвиняемая действительно представила в суд сфальсифицированные документы, выступила истцом и имела отношение к подписанию этих документов. Появилось судебное решение и началось взыскание денежных средств в принудительном порядке через службу судебных приставов с человека, который ни сном ни духом ничего не знал об этой ситуации и не был должен. Соответственно, ее действия были квалифицированы как фальсификация материалов гражданского дела и мошенничество. Во всех остальных случаях ситуация несколько сложнее: все эти десятки эпизодов были направлены не на взыскание с человека денег, а на обеспечение возможности доступа этой группы, которая занималась, как мы предполагаем, обналичиванием, к денежным средствам. Если говорить проще, обналичник открывает счета ряда физ. лиц, получает удаленный доступ по системе «банк-клиент» и начинает пользоваться. А когда банк видит, что это сомнительная операция и блокирует счет, чтобы получить денежные средства с заблокированного счета, как раз и формировали ложный документооборот о наличии фиктивной задолженности, получали судебные решения. А в дальнейшем эти судебные решения при блокировании счетов представляют судебным исполнителям, которые по судебному приказу деньги взыскивают, и таким образом подозреваемые извлекают денежные средства.

— То есть преступление еще не совершено?

— Мы видим признаки незаконной банковской деятельности, которую осуществляла группа лиц. Но оно будет преступлением, когда  установим сумму незаконно полученного дохода. Помните, проблемный вопрос был в деле Мацелевича? Первый раз суд дело возвратил на доследование, сказав, что их доход посчитан неправильно. Второй раз мы применили другую методику расчета, но в итоге сумма значительно упала. Но зато она была установлена уже досконально. Здесь тоже необходимо определить доход.

— А эта женщина имела отношение к этой группе?

— Да. К тому же она незаконно создала юридическое лицо. Кстати это — статья 173.1 УК — стало еще одним пунктом обвинения вместе с мошенничеством. (Конец выдержки из интервью).

Очевидно, что в интервью речь идет о Марине Знаменщиковой, как женщине имеющей отношение к группе предполагаемых «обналичников». Получается, что в десятках эпизодов аналогичных тому, за который судят Знаменщикову омский следком не усмотрел какого-либо хищения, а подача исков в суд расценена как имеющая своей целью извлекать наличные денежные средства в случае их блокировки банками на счетах используемых обналичниками посредством судебных решений. И только в одном случае из десятков подобных, а именно в том, где документы в суд были подписаны от имени Марины Знаменщиковой следователь СУ СК РФ по Омской области усмотрел мошенничество! Из всей группы лиц, которые занимались, как полагает следствие, незаконной банковской деятельностью и в которую как пояснил Александр Сертаков входила Знаменщикова именно она была выбрана на роль мошенницы. Чем объясняется этот откровенный юридический бред? Чем обусловлена избирательность обвинения Знаменщиковой в совершении преступления, за которое ей грозит до десяти лет лишения свободы? Почему ее дело по одному эпизоду из десятков других не было соединено с этими самыми другими, а направлено в суд для рассмотрения отдельно от остальных? При том, что следственная судьба других подобных эпизодов на сегодняшний день не известна. Как объяснить, что из 14 томов уголовного дела Знаменщиковой в суд были переданы только 5 из них?

А теперь самый главный вопрос, вытекающий из всего выше изложенного. Не является ли вменение главному свидетелю обвинения Оляницкого столь эксклюзивного мошенничества попыткой отдельных должностных лиц центрального аппарата омского следкома оказать воздействие на Марину Знаменщикову в преддверии дачи ею показаний, изобличающих бывшего коллегу?

Или возможно это месть за ее участие в разоблачении высокопоставленных сотрудников омского следкома? Вроде посиди теперь сама.

Нельзя исключать и того, что дело Марины Знаменщиковой — это «черная метка» всем остальным, кто в будущем посмеет сотрудничать с ФСБ в разоблачении коррупционеров в синей форме. В связи с последним, в голову приходят строки Зинаиды Даниловой:

Не сейте зла среди других —
Вернется зло средь многих лих.