Первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по образованию - о том, почему современные школьники путают Первую мировую войну со Второй, что будет с омскими вузами и о путях ­выхода из нравственной катастрофы.

– Олег Николаевич, кажется, что все больше удаляемся от вашей идеи «образования для всех»?
– Удаляемся точно. В России сложилось несколько систем образования. Наиболее ярко это видно в сфере высшего образования, где выстроена пирамида: наверху – МГУ и СПбГУ, пониже – федеральные и национальные исследовательские университеты, еще ниже – все государственные, внизу – негосударственные вузы. Причем права и возможности у этих университетов разные и по финансированию, и в части экономических свобод, но мониторинг эффективности для всех одинаковый. Кстати, в концепции федеральной целевой программы 2016-2020 годы, утвержденной Правительством 29 декабря 2014 года, написано, что нужно закрыть 40 процентов вузов и 80 процентов вузовских филиалов.

– Зачем?
– Официально – для повышения качества образования, хотя, наоборот, самые продуктивные вузы относительно невелики – те же Гарвард, Оксфорд, Кембридж. И еще потому что так сказал Дмитрий Анатольевич Медведев в 2008 году, потом в дискуссии со мной в 2012‑м. Правда, он говорил, что нужно оставлять вузы с богатыми академическими традициями. В самом деле, если бы закрывали, сливали вузы с небогатыми академическими традициями, это еще можно было бы понять. Но вот последнее веяние – к Плехановскому университету  присоединяют ­МЭСИ – Московский государственный университет экономики, статистики и информатики. Оба – сильные вузы. МЭСИ, по официальному министерскому рейтингу, лидер электронного образования. Мой прогноз – качество образования станет ниже. Давно известно, что законы пишутся для того, чтобы было удобно управленцам, а не гражданам. Серьезной угрозой стала бюрократизация российского образования. Я говорил об этом Дмитрию Ливанову на «правительственном часе» в Госдуме. В итоге создана правительственная комиссия по дебюрократизации образования. Что можем, пытаемся делать. Общая тенденция такова, что на последнем заседании я позволил себе сказать при Сергее Нарышкине, председателе Государственной Думы, что вокруг меня все больше вменяемых людей, считающих, что все это в образовании делается преднамеренно. И мне все труднее их убеждать, что это не теория заговора – законы Паркинсона: система, которая работает сама на себя, хуже любых иностранных агентов. Созданы фактически две образовательные системы – элитарная и массовая.

– По-моему, ЕГЭ уже доказал, что проблема не в школьном образовании…
– ЕГЭ этого не доказал. В прошлом году, когда экзамен стал более честным, пришлось снизить проходные баллы, чтобы десятки тысяч ребят не остались без аттестатов зрелости. Хотя это противоестественно, баллы нужно устанавливать до начала экзамена, нельзя менять правила игры во время матча. 10 лет назад я ­говорил ­министру Андрею Фурсенко: давайте не будем друг друга обманывать, давайте откажемся от процентомании. Пускай учитель ставит то, что ученик заработал, а ребенок получает то, что заслужил. Но при этом не будем закрывать ему дальнейшую дорогу в образование. Получил двойку по математике, как Пушкин, пусть идет в гуманитарный вуз. Пару-тройку двоек – в колледж. Если вдруг поздно открылись способности, как у Эйнштейна или Гегеля, есть возможность пересдать и поступить в вуз. Не открылись – работа руками тоже очень полезна для страны. Эта идея ­была ­отвергнута, но именно ее мы закладываем в проект закона «О народном образовании».

– А что продемонстрировал ЕГЭ?
– ЕГЭ доказал свою неэффективность. На первых курсах вузов преподавателям приходится заниматься доделкой того, что не сделала школа, и не только в части естественно-математических наук, но часто и русского языка. Современное школьное образование перегружено. Мы нарушили принцип Льва Выгодского о зоне ближайшего развития. Из-за перегрузок дети перестают понимать даже то, что могли бы делать это легко. В прошлом году меня поразила информация Рособрнадзора. Задача: поезд вышел из пункта А в 10 часов утра, на следующий день прибыл в пункт Б в 12 часов дня. Сколько времени поезд был в пути? Не могу представить, чтобы кто-то из моей школы для незрячих детей не решил эту задачку. На ЕГЭ с нею не справилась четверть выпускников. Нет элементарных знаний. Надо уменьшать количество разделов, но добиваться, чтобы дети знали больше. При концентрической системе исторического образования в 9-м классе на изучение Великой Отечественной войны отводится 3 часа. У нас при ­линейной системе было 20 часов, и мы знали больше. На ЕГЭ дети путают Первую мировую войну со Второй, Австрию с Германией – тесты где-то рядом были. ЕГЭ породил несистемное фрагментарное мышление, и это, конечно, сказывается и на общей культуре.

– Может быть, виновата оптимизация?
– Я готовлю выступление «Образование победы и победа образования». Посмотрел: за пятилетку 1933-1937 годов открылись 18 тысяч школ. За 12 лет 21 века закрылись 25 тысяч, из них 1000 вечерних. В 21 веке мы точно живем не тяжелее, чем в трагические 30-е. Но тогда финансирование образования выросло в 3,5 раза. Сейчас тоже выросло, но после того как в 90-х обвалилось в 8 раз. И проблема не в деньгах, а в приоритетах: никто не считает последствий непродуманной образовательной политики. Закрыли школу – исчезло село. Теперь закроют 80 процентов филиалов вузов, расположенных, как правило, в маленьких городках. Молодежь уедет в большие города, из которых не возвратится – системы распределения нет, квартиры не дают, подъемные смешные.

– В Омске ситуация с вузами тоже сложная…
– В мае прошлого года прошел мониторинг вузов. Накануне омского мониторинга состоялся грандиозный скандал – в Москве оказались неэффективными 21 государственный и 100 негосударственных вузов. Потом выяснился небольшой секрет – они дали заниженные данные по науке, надеясь исполнить их в будущем, но оказалось, что баллов не хватило. Скандал закончился тем, что заседание покинули Николай Булаев, депутат от «Единой России», Исаак Калина, министр образования Москвы,  Вячеслав  Никонов, председатель Комитета Госдумы по образованию, заместитель мэра ­столицы ­Леонид Печатников. Видимо, коллеги не хотели множить противников в моем лице, и у нас обстановка сложилась более благоприятная.
Но что будет после весеннего мониторинга, не могу сказать. По-прежнему роятся идеи соединения нескольких вузов. Пока совет ректоров останавливается на нескольких схемах. Во-первых, начать с чужих филиалов, но при условии, что они сами готовы присоединиться к крупным вузам. Во-вторых, использовать кластерный подход. Есть техническое образование, педагогическое и классическое университетское, сельскохозяйственное и медицинское соединять особо не с кем. Ту же позицию высказал губернатор Омской области Виктор Назаров, и если это случится именно так, то потери будут наименьшими. Последняя новость, которая обсуждается в Омске, – создание Академии культуры, за нее высказывается минкульт, ее активно поддерживает сенатор Андрей Голушко, министерство образования против, а классический университет принял решение согласиться, но, кажется, по известной формуле: у нас все делается по доброй воле и с песнями. Сейчас другая идея – присоединить несколько омских колледжей во главе с музыкальным училищем имени В. Шебалина к Московскому государственному музыкально-педагогическому институту им. М. Ипполитова-Иванова. У меня на руках письмо деятелей культуры с объяснением, почему это нецелесообразно. Я понимаю, откуда взялась идея. В бюджете региона не хватает 8 миллиардов рублей, и надо как-то облегчить состояние. Но при филиальной системе большинство денег все равно будет уходить в Москву. К тому же важен принцип добровольности – как и в жизни: если по любви и согласию – все складывается хорошо, насилие кончается плохо.

– Говорят, министр образования должен скоро прибыть в Омск?
– Жду визита Дмитрия Ливанова с некоторой тревогой. Если вузы получат подпитку – слава богу, а если начнутся массовые слияния… По опыту уже объединенных часто слышал, что хорошие вузы развалили, а нового не создали. Как минимум в первые годы идет ­выяснение отношений, кто главнее. Я не раз говорил, что надо объединять не вузы, а электронные ресурсы, имея в виду возможности электронного обучения, можно распределить их по университетам, которые при этом сохранят свои суверенитеты, но объединят все живое, что у них есть.

– Ходят упорные слухи, что все образование будет платным.

– Все платным образование не станет. Но ФЗ №83, вступивший в силу в 2011 году, по утверждению Павла Крашенинникова, председателя Комитета по законодательству («Единая Россия»), фактически превращает образовательные ­организации в коммерческие. Гласно и негласно многие школы получили указание выдать план, как будут зарабатывать, какие платные услуги оказывать. Бюджет образования в 2015-2016 уменьшен на 5 процентов. Это заслуга заместителя Ольги Голодец, которая билась с Минфином, желавшим урезать на 10 процентов, а она сумела добиться уменьшения урезания. Понятно, когда бюджет сокращается – платность в образовании растет. Закон об образовании, вступивший в силу с 1 сентября 2013 года, предполагает сокращение бюджетных мест студентов. Если до этого была норма 170 студентов на 10 тысяч, то теперь новая формулировка, благодаря которой к 2017 году не досчитаемся 700-800 студентов. Кроме того, новые стандарты позволяют изучать в школе не все предметы – химию заменить на экологию, историю – на «Россию в мире». Если хочется изучить все – придется доплачивать. Как сказал социолог и писатель Александр Зиновьев, Великую Отечественную войну выиграли советские десятиклассники. Советская система образования во многом повторяла дореволюционную гимназическую с одной поправкой – на месте классических языков были естественные науки, и это оказалось очень важно для подготовки летчиков, танкистов, артиллеристов. Если мы не исправим это положение, можно смело закрывать «Сколково». Уже сейчас Дмитрий Рогозин, председатель Военно-промышленной комиссии при Правительстве РФ, говорит, что плохо с физикой у будущих инженеров, еще немного, их просто не из кого будет готовить. Если сейчас идут разговоры о повышении пенсионного возраста, создана специальная группа по этому вопросу, то исключить поиски денег за счет образования нельзя.

– А есть кому учить?
– Найдется, как только государство создаст приоритет для статуса учителя. Сделан некоторый шаг вперед, когда зарплату учителя уравняли со средней по региону. Однако начался кризис – зарплата упала. Кроме того, повышение зарплат произошло в большей мере за счет интенсификации работы. Совместителей школе держать невыгодно, они тянут вниз ­финансовые показатели, поэтому учителей, особенно в маленьких школах, заставляют вести совершенно разные предметы. Мы приготовили очередной законопроект о статусе педагогического работника: его зарплата должна быть не ниже средней не только по региону, но и по стране, причем на одну ставку – 18 часов.

– Как вы относитесь к закрытию вечерних школ?
– Я работал в вечерней школе. Всегда были две категории учеников – взрослые, которые по каким-то причинам ранее не могли, но затем захотели закончить обучение, и ребята, которым просто был нужен аттестат. У нас была Школа мастеров, и я работал с удовольствием. За мной ходили мои ученики – взрослые мужчины, спрашивали, где я такой материал беру. Отвечал им ровно половину правды: у меня были хорошие педагоги. Вторая половина заключалась в том, что я с юности слушал иностранные голоса, критически их осмысливая. Это, кстати, не повлияло ни на мои левые политические взгляды, ни на патриотизм. Я ­вообще ­считаю, что патриотизм не в криках, что наша Родина лучше всех, а в том, чтобы делать ее лучше всех. Сейчас нет точных данных о том, сколько ребят в стране не получили среднего образования. Министерство образования считает, что от 50 до 300 тысяч. Общественная палата утверждает, что порядка миллиона. Генпрокуратура несколько лет назад называла цифру – около двух миллионов. Вечерние школы должны существовать, мы будем этого добиваться, причем не одна на весь город, а так, чтобы было удобно ученикам. И те, кто находится в тюрьмах, тоже должны получать образование, потому что это лифт, который может поднять человека наверх. Отсутствие вечерних школ тоже нарушает принцип «образования для всех». Мы предлагаем несколько схем, одна из них – ЕГЭ в вечерней школе должен быть добровольным. Не все собираются идти в вузы, так дайте им возможность получить среднее образование и работать руками.

– Насколько качественно реализуется программа «Доступная среда»?
– Хорошая новость – программа будет продолжена в 2016-2020 годах, как решил Медведев по нашему предложению. По данным Министерства образования и науки России, количество учебных заведений, где улучшилась доступная среда, поднялось с 5 до 20 процентов. Я не верю. Недавно вел теледебаты с Алексеем Лысенко, который много занимается проблемами инвалидов. Он рассказал, что они проверили здания региональных медико-социальных экспертиз, которые заведомо посетят люди с ограниченными возможностями. И только 15-20 процентов можно назвать доступными для них. Доступная среда ведь не сводится только к пандусам, это доступность образования, труда, здоровья, культуры. Но первые шаги все же сделаны. В Британии ушло 20 лет на создание доступной среды. Меня волнует закрытие коррекционных школ – по данным Минобр­науки, их осталось 260. Я считаю, напротив, коррекционные школы должны стать ресурсными центрами. Мы подготовили законопроект в защиту коррекционных школ – их закрытие возможно только решением общего собрания всех участников образовательного процесса.

– Что вы думаете по поводу «Стратегии развития воспитания», разработанной Минобром РФ?
– Я пытался объяснять, что «Стратегия развития воспитания» не может быть просто набором мероприятий. Это должна быть эффективная система, охватывающая все общество. Почему 48 первоклассников, по данным РАО, уже находятся в пограничном состоянии? Это не школа на них повлияла. Это телевидение, реклама. Почему в 1998 году 52% ребят были настроены альтруистично, а сейчас таких меньшинство? Этому учит не школа. Главные факторы в «Стратегии» не учтены. Не может одно ведомство суммой мероприятий вывести страну из нравственной катастрофы, в которой мы оказались.

Беседовала Наталья Яковлева

Материал подготовлен при организационной и финансовой поддержке ООО «Омсктехуглерод».
Мнение респондента может не совпадать с позицией редакции и спонсора рубрики.

«Бизнес-курс» №15 от 29.04.2015 г.