Познер рос в США, Франции и Германии, а когда в 19 лет, незадолго до смерти Сталина, приехал в СССР, то глубоко уверовал в советскую систему. Эта вера, по его словам, прожила в нем до 1980-х. В этот период он работал на советском телевидении и радио «для внешнего потребления», став, как сам он охотно признает, одним из самых активных практиков советской пропаганды. Со своими утонченными манерами, коммунистическими убеждениями и безупречным знанием языков - нью-йоркским английским и парижским французским - Познер постоянно мелькал на иностранном телевидении, оправдывая то, что, казалось бы, оправдать невозможно - подавление Пражской весны в 1968-м, вторжение в Афганистан в 1979-м и уничтожение корейского авиалайнера в 1983 году. Для многих за рубежом он стал самым узнаваемым лицом - и голосом - Советского Союза. Впоследствии, после раскаяния в своих грехах, он превратился в независимо мыслящего тележурналиста (насколько это возможно в постсоветской России).
Познер считает, что отношения России и Запада сегодня более опасны, чем во времена холодной войны. Раньше «две восьмисотфунтовые гориллы», как он назвал США и СССР, боялись и уважали друг друга, теперь же доминируют взаимное презрение и пренебрежение, поскольку отношения с «120-фунтовым шимпанзе» (Россией в нынешнем виде) перестали быть приоритетом США: «Горилла больше не боится, да и уважения к шимпанзе у нее нет, и шимпанзе это очень сильно злит. А злоба может привести к действиям непредсказуемым, спонтанным, основанным не на серьезных размышлениях, а на эмоциях».
«Со стороны России мы видим нежелание становиться частью нового миропорядка, в котором ведущая роль отводится Соединенным Штатам, - делится наблюдениями Познер. - А со стороны Соединенных Штатов - нежелание играть какую-либо роль, кроме ведущей. Стоит ли удивляться злобе и готовности плеснуть дегтя в вашу бочку меда, как говорят русские». Между Россией и США сегодня существуют «глупые, непродуктивные отношения, построенные в значительной степени на личных симпатиях и антипатиях, на тотальном непонимании происходящего. С одной стороны, американское руководство не понимает, что значит для россиян Украина. С другой стороны, россияне не понимают США - и точка».
В США несравнимо больше свободы слова, чем в России, считает тележурналист, но и американские СМИ, по его мнению, стали очень пристрастны: «Наша работа - информировать, никакому патриотизму места нет. Журналистики в наши дни практически не осталось, сплошное отстаивание чьих-то интересов». Скепсис Познера распространяется и на интернет: «Казалось бы, замечательная штука, а оказывается, что он изрыгает больше ненависти и недопонимания, чем средства массовой информации в былые времена».
Для российского телевидения собеседник Financial Times, в числе прочего, снял несколько страноведческих фильмов, один из которых посвящен Англии. Начав с некоторого типично французского недоверия к les Anglais, Познер, по его словам, пришел к чрезвычайно положительному отношению к англичанам. Его восхитили тонкие градации классовой системы, гибкость языка, позволяющая говорить одно, а иметь в виду ровно противоположное, и такое явление, как privacy (он считает, что в русском языке нет эквивалента этому слову)... Познер пришел к выводу, что главная черта английского характера - это ощущение неловкости. «Мне кажется, англичане всегда чувствуют себя неловко, - говорит он со смехом, обнажая свою белоснежную телевизионную улыбку. - Думаю, они не отдают себе в этом отчет, но это поразительная вещь».
По словам Познера, английская идентичность зациклена на Британской империи во многом так же, как российская национальная идея оказалась завязана на советскую империю. Теперь, когда обе империи рухнули, эти два народа пытаются вновь обрести свою исконную идентичность. «Когда англичанам пришлось отдать свою империю, они поняли, что они больше не британцы. Но они позабыли, что такое быть англичанами. Шекспир знал, что такое быть англичанином. Теперь они снова пытаются это постичь».
Зрителей фильма Познера ошеломил эпизод, в котором Палата общин проголосовала против инициативы премьер-министра Дэвида Кэмерона о военной операции в Сирии. «В конце концов Кэмерон сказал: я по-прежнему считаю, что я прав, но вы представляете английский народ, вы проголосовали против меня, и я подчинюсь. Я подумал, что они (российские зрители - прим. ред.) должны это увидеть... Ну вот вы можете себе представить, чтобы кто-нибудь сказал царю: ваше величество, вы что, б****, сбрендили? Или Сталину: слушай, Иосиф, а не хочешь еще раз подумать? Нет, конечно нет. Люди пытаются сообразить: а что ему хотелось бы услышать?»
«Я чувствую себя французом и американцем. Я совсем не ощущаю себя русским, - сказал Познер. - Мне непросто это говорить, потому что мне хотелось быть русским. Очень, очень хотелось быть русским. Но в глубине души я знаю, что я не русский». Сделать про Россию такое же кино, какое он снял про Францию, Италию и Англию, Познер, тем не менее, не берется, потому что эта страна ему слишком знакома. По его словам, он понял это, когда его внук, родившийся в Германии, приехал в Москву и спросил, почему все телефонные столбы установлены под углом. «Ну, в Германии все столбы, конечно, прямые, но их кривизны в России я уже не вижу», - отметил телеведущий.
Джон Торнхилл