К 100-летию событий 1917 года колумнистом БК55 историком А. В. Минжуренко был подготовлен цикл статей, из которых и сложилась книга о революции. В 105-ую годовщину этого исторического перелома читателям предлагаются главы из этой книги.
В предыдущих разделах речь шла о Февральской революции, об отречении императора Николая II и об установлении в России самой демократической республики в мире. Однако, уже в апреле 1917 года вдруг выяснилось, что интересы и цели различных отрядов населения не совпадают. Противоречия привели к кризису власти. Но во главе «бархатной революции» и нового правительства оказались идеалисты-интеллигенты, настроенные на бесконфликтное мирное прогрессивное развитие страны.
Они обладали замечательными человеческими качествами, но не были готовы к жестким действиям, необходимым для удержания власти и сохранения порядка.
Русский Вашингтон
Говоря о радикализации Русской революции 1917 года на примере поэтапной смены лидирующих персон, конечно же, невозможно не упомянуть имя князя Георгия Львова.
К сожалению, это имя намного менее известно читателям, чем имена тех, кто его сменил: Керенского и Ленина. А напрасно:
Очень важно установить не только «с чего» начиналась революция, но и «с кого» она начиналась. Многое в характеристиках этого переломного момента в истории нашей страны станет понятнее, если внимательно всмотреться в лица тех, кто ее свершал. Исключение из революционного процесса таких знаковых фигур как Г. Львов и А. Гучков было показательным и говорило о многом.
Появление во главе первого демократического революционного правительства России лидера земского движения было естественным и глубоко символичным. Ведь что такое земство? Это было, после отмены крепостничества, самым большим и прогрессивным достижением реформ 60-х годов XIX века. Можно даже удивляться, как такой институт вообще мог появиться в царской России. Но это решение, опережающее свое время, списывали обычно на то, что в молодости Александр II Освободитель грешил либерализмом и «вольнодумством», и вот кое-что из своих юношеских замыслов он все-таки реализовал.
Полномочия у уездных и губернских земств были невелики: земские больницы, народные школы, дороги, благоустройство, но самое главное — эти собрания были ВЫБОРНЫМИ.
В условиях жесточайшей централизации в системе абсолютной монархии, когда все назначения даже на мельчайшие должности производились сверху вниз, вдруг появляются официальные лица, получившие свои полномочия не сверху, а снизу, от народа. Это дорогого стоит.
Это же что-то уже от республиканской формы правления, какой-то островок демократии. Источником власти становится народ, а не монарх. Просто революционная реформа. Не случайно поэтому представители царской бюрократии отрицательно отнеслись к данной реформе и в дальнейшем всегда проявляли ревность к появившимся новым учреждениям: они верно угадывали опасность, исходящую от этого новшества.
К земствам негативно относились как крайние правые — «черносотенцы», так и левые радикалы. Много ироничных выпадов в адрес земств допускал в своих статьях Ленин, называя их «пятым колесом в телеге российского самодержавия». Отчасти он был прав: земства, действительно, выглядели инородным телом в системе государственного управления страной. Но его неприязнь к этому институту объясняется, пожалуй, тем, что земства были вехой к реформистскому эволюционному преобразованию России и не вписывались в концепцию вождя пролетариата, нацеленную на революцию. Ленин еще на старте своей политической деятельности принял на вооружение принцип: «чем хуже — тем лучше», т. е. лучше для назревания революционного взрыва.
Отсюда — его тотально критическое отношение ко всем шагам власти, направленным на постепенное прогрессивное развитие российского государства: к земствам, к Госдуме, к столыпинским реформам и пр. Ведь реформистский путь был альтернативой революции: в случае его успеха революция снималась бы с повестки дня, и Ленин со своими радикальными лозунгами был бы уже не востребован.
Земства явились сборным пунктом всех социально активных людей страны: в эту деятельность чаще всего включались прогрессивно и патриотически настроенные бескорыстные люди, идеалисты и даже подвижники. Они так и понимали свою неблагодарную и малооплачиваемую работу как миссию служения народу и России. В общем, очень достойный и интересный контингент лиц подбирался там в этих земствах.
Поэтому и выделиться на таком фоне могли только явно незаурядные люди. И князь Георгий Евгеньевич Львов в такой среде получил высокое признание. Это говорит о многом.
В 1903 году Львов становится председателем Тульской губернской земской управы, много и самоотверженно работает на благо своей малой родины. Его земляк граф Л.Толстой весьма одобрительно отзывался о его деятельности. Во время русско-японской войны в мае 1904 года Львов выезжает в Манчжурию во главе нескольких сотен земских представителей, занимаясь там созданием передвижных госпиталей, эвакуационных пунктов, походных кухонь. Эта миссия и принесла ему широкую всероссийскую известность. В 1906 году его избирают депутатом 1-й Государственной Думы.
Как бы царские чиновники не пытались поставить земства вне политики, все равно они самой жизнью были вовлечены в нее. И это было естественно и неизбежно.
Если в одном месте собираются социально обеспокоенные активные люди и начинают обсуждать насущные проблемы местности, то они в своих выступлениях обязательно выходят на политическую тематику. Ведь решение каких-то мелких частных проблем очень часто зависит от общей ситуации в стране, от политики, проводимой правительством. Куда ж тут от этой политики денешься?! Предвидя то, что земцы разных губерний захотят объединиться и координировать свою деятельность, Сенат еще в 1867 году объявил любые сношения земских учреждений различных губерний незаконными.
Но это все-таки произошло.
Политика настойчиво вторгалась в жизнь и работу земцев, и они стали организовываться уже с чисто политическими целями. Князь Львов становится участником земского оппозиционного кружка «Беседа», а затем и членом нелегального либерального движения «Союз освобождения», в который вначале вошли земцы 22 городов. С 1905 года он — член кадетской партии, с 1911 года — «прогрессист».
В Госдуме Львов возглавлял врачебно-продовольственный комитет, который на государственные и спонсорские средства создал широкую сеть столовых, пекарен, санитарных пунктов для помощи голодающим, погорельцам и малоимущим.
В годы первой мировой войны царское правительство вынуждено было смириться с тем, что все земские учреждения объединились в один Земский Союз, а затем он объединился и с Союзом городов в одну мощную организацию Земгор. Объединенный комитет Земгора возглавил Г. Львов. Это избрание и можно считать признанием лидерской роли князя во всем общественно-политическом движении в России. Уже с 1916 года, когда от царя стали требовать «правительство народного доверия», в различных списках-проектах фигурировало имя Львова в качестве главы этого правительства.
Таким образом, эта фигура вызрела в ходе всех общественных процессов, предшествующих революции и ни у кого не вызывала удивление или возражение.
И царь безропотно согласился с этим именем, подписав перед отречением указ о назначении Львова премьером, и Временный комитет Государственной Думы избрал его на этот пост, хотя «по должности» на это место метил председатель Госдумы В. Родзянко. Авторитет князя был высоким и общепризнанным. И отечественные, и иностранные политобозреватели считали, что России «очень повезло» с такой выдающейся личностью в такой ответственный момент.
Надежды на князя возлагались великие. Его уже поторопились прозвать «Русским Вашингтоном» (Д. Вашингтон — первый президент США после успешной войны штатов за независимость), тем более, что он оказался не только премьером, но и фактически главой государства. Символично было и то, что князь Львов был из рода Рюрика. Как известно, династию Рюриковичей сменили Романовы, и вот — на новом историческом витке — на смену Романовым снова пришел представитель рода Рюриковичей. История совершила свой оборот по спирали.
Сам князь, будучи прекрасным организатором, но человеком по натуре очень интеллигентным и мягким, на административные должности не рвался. В свое время он отказался от поста министра земледелия в правительстве Витте и от должности министра внутренних дел в кабинете Столыпина, но вот теперь ему пришлось самому возглавить правительство. Отказаться на этот раз он не решился: всё сошлось на нем, это было солидарное решение многих политических сил, и князь не стал уходить от ответственности.
На посту председателя правительства Георгий Евгеньевич проявил все свои лучшие качества политика и гражданина.
Под его руководством были проведены насущные демократические реформы: полная политическая амнистия, отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений, уравнение в правах женщин, провозглашение всеобщих выборов в органы местного самоуправления, развернута подготовка к выборам в Учредительное собрание и многое другое. Он был на своем месте и делал всё то, что от него требовало время и общество. Для лидера бескровной «бархатной» революции князь Львов подходил как никто.
Однако появление на политической арене популистов и демагогов с их крайними лозунгами нарушило нормальное течение процесса демократического преобразования России.
К такому развороту событий Львов оказался не готов. Он ведь был, как про него писали, в меру либералом-западником, в меру славянофилом, но он был и убежденным толстовцем, т. е. не признавал насилия. Даже против зла. Он умел убеждать, уговаривать, но он не хотел никого принуждать, тем более — карать. Ленинские же призывы к новой революции были откровенными призывами к насилию, к гражданской войне. В этих условиях просто необходимо было остановить радикалов, употребить власть, но Львов не мог этого сделать.
Глава кадетов П. Милюков, сам рьяно выступавший за избрание Львова главой правительства, так позднее оценил его роль в дни политических кризисов:
«Гамлетовская нерешительность, прикрытая толстовским непротивленчеством — это было прямо противоположно тому, что требовалось от революционного премьера».
И сам Львов понимал свое несоответствие острым вызовам того времени. Накануне своей отставки он сказал:
«Для того чтобы спасти положение, надо разогнать Советы и стрелять в народ. Я не мог этого сделать. Керенский сможет».
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ ПРОЕКТА:
- Александр Минжуренко: «Почему Михаилу, брату царя Николая II, монархисты отводили роль спасителя России?»
- Александр Минжуренко: Кто и почему убил Григория Распутина
- Александр Минжуренко: «Поезд царя Николая II пошел другой дорогой, как и русская история»
- Александр Минжуренко: «Почему Михаилу, брату царя Николая II, монархисты отводили роль спасителя России?»
- А. Минжуренко: «Революция из-за нехватки хлеба? Но в России никогда не было так много хлеба»
- А. Минжуренко: «Женщины решили отметить 8 марта… И нечаянно уронили трон России»
- А. Минжуренко: «Ни за что мы не примем народную кровь на белые павловские петлицы»!
- А. Минжуренко: «Семь ножей в спину императору Николаю II, который «отрекся… как эскадрон сдал»
- Александр Минжуренко: «Монарха уже нет, на троне никого, но и республику еще никто не провозгласил…»
- Александр Минжуренко: «Но потом приехал Ленин или Революция без контрреволюции»
- Александр Минжуренко: «Апрельский гром или Почему интересы Ленина и германского генштаба совпали»
- Александр Минжуренко: «Выход на сцену большевиков. Ленин — один против всех…»
- Александр Минжуренко: «Просчитался вождь. Полный провал планов Ленина по свершению пролетарской революции»