Омский академический театр драмы

новая площадка "Сцена под сценой"

Спектакль: "Концлагеристы"

Автор: Валерий Шергин

Режиссер: Антон Безъязыков

Гомофобия – неприязненное отношение к представителям сексуальных меньшинств. Это лишь новое слово для обозначения явления, испокон веков существующего в христианстве и исламе, – презрения и нетерпимости к педерастии как тяжелейшему греху. Быть гомофобом, по меркам современных западных содомитов, – значит быть отсталым и консервативным. Более того, в резолюции европарламента «Гомофобия в Европе» от 18 января 2006-го отвращение к геям, лесбиянкам, бисексуалам и трансгендерным людям приравнивается к расизму, ксенофобии и антисемитизму. Во куда заворачивают толеранты-сатанисты!

В ряде последних постановок («Август. Графство Осэйдж», «Метод Гренхольма») Омский драматический театр активно осваивал тему гомосексуализма и преподносил ее не только без всяких признаков гомофобии, но и с большим пристрастием. Тема продолжается и в «Концлагеристах», но здесь гомосексуалисты оказались в особых вынужденных обстоятельствах, с чем связано и иное отношение к ним. По сюжету людей принуждают стать таковыми вопреки их натуральным склонностям, вплоть до того, что за связь мужчины с женщиной обоим угрожает расстрел. Мужчины и женщины сконцентрированы в разных лагерях и ностальгически вспоминают о днях (тысячелетиях) совместного проживания.

Сюжет фантастический, но имеет реальную основу, судя по тому, как нагло насаждаются в европейских странах однополые браки, дети обучаются «альтернативному» сексу, полиция охраняет гей-парады, голубым мэрам и министрам оказывают особое предпочтение.

В спектакле с неуклюжим названием «Концлагеристы» наконец появилась не характерная для других спектаклей академического театра нотка: ироническое отношение к однополым бракам и усыновлению в них детей. Действие происходит в стране, названной Удмурдской республикой, в которой легко узнаются тоталитарный режим двадцатого столетия, а также предвидится завтрашний день. Отличие между веком 20-м и 21-м только в неожиданной и невероятной активности гомосексуалистов, прорвавшихся к власти в целом ряде стран.

Перспективы абсолютного лишения свободы в так называемых демократических странах предсказывал еще Джордж Оруэлл в романе-антиутопии «1984». В пьесе Валерия Шергина дан русский вариант возможного будущего общества, черты которого аналогичны мировому порядку из романа Оруэлла: тотальный контроль, полное бесправие, минимальная продуктовая корзина (по три леденца на брата), лесть, доносительство, ликвидация тысячелетнего института семьи и передача родившихся по недосмотру детей в гомосексуальные «семьи».

Типичная «семья» законопослушного гражданина будущего русского общества в спектакле представлена неким Федотом (Михаил Окунев), который имеет за особые заслуги «супружницу» Педроса (Алексей Манцыгин) и «дочь» Акчаруд (Иван Пермяков), оба (обе) они в юбках. Федот имеет образцовое для тех обсто­ятельств поведение и даже награжден орденом «За скромность и верность», представленным на его груди елочной серебристой звездой с красным бантом.

Пикантность ситуации в том, что сам заслуженный артист РФ Михаил Окунев три года назад указом Президента России награжден орденом Дружбы, и по зрителям – не по залу, потому что зала нет, а есть трюм основной сцены, и в нем всего около тридцати зрителей – пробегает едва ощутимый добрый смешок. На премьере нет случайных посетителей, и потому они осведомлены о награде артиста. Сам он сохраняет при этом полное достоинство и ­сознательно ­позволяет себе ­пошутить вместе со зрителями.

Михаил Окунев создает образ вожака: наполовину уголовного, наполовину демократического типа, хотя разница в этом едва уловимая. Он жесток, но вместе с тем выдержан, осторожен, создает видимость заботы о людях, но преследует прежде всего собственные интересы. Федот приспосабливается к условиям концлагеря и сожалеет только о том, что он человек старого формата и ему нужна женщина, которую ему, впрочем, начальник лагеря обещает как орденоносцу. Женщина эта каким-то чудом скрывается в лагере под видом мужчины. Не зная, что это женщина, Федот интуитивно тянулся к ней, но, узнав ее природу, обрадованно вздохнул, поняв, что еще не стал гомосексуалистом.

Федот спит со своим «супружником» Педросом на одной кровати – так положено, но своих супружеских обязанностей не выполняет, за что тот благодарен ему, т.е. оба они еще не вписались в новый порядок. В них сохранились прежние инстинкты, которые пока сильнее их. Манцыгин играет замечательно, создавая образ одновременно и любовника, и товарища, и умного собеседника Федота. Он ироничен, как, впрочем, и все остальные артисты, адекватно воспринявшие смысл пьесы. Спектакль смотрится с неослабевающим вниманием, несмотря на то что все артисты читают свой текст с листа, как на репетициях, эскизно.

Действительно, нет смысла заучивать длинный текст, лично артиста ничем не обогащающий. Все персонажи живые, оригинальные, запоминающиеся: доверительно-вкрадчивый, располагающий к себе мощный начальник лагеря Степан в исполнении Владимира Девяткова; экзальтированный, трепещущий, импульсивный Акчаруд – «Дурачка», если прочитать на­оборот (Иван Пермяков); совсем никуда не годный «человек-экскремент» Томышев (Олег Теплоухов); вполне обычная, единственная в спектакле биологическая женщина Татьяна (Лариса Свиркова); иуда Сталкер (Егор Уланов), который вдруг не только отпускает на свободу выданных им охране людей, но и снабжает деньгами, полученными за свое предательство.

Спектакль не требует специальных декораций, так как трюм основной сцены отлично соответствует действию в конц­лагере: бетонный пол, местами не­оштукатуренный кирпич, столетней давности опоры, стянутые ­металлическим каркасом при последнем ремонте, – лучшего и желать не приходится.

Молодой автор из Екатеринбурга неплохо наслышан о тоталитарных режимах, эрудирован, насмешлив. «Я все скажу, скажите, что сказать, и я скажу, только отпустите», – из допроса в застенках органов безопасности. Голос из телевизора: «В эфире выпуск самых свежих новостей нашей любимой родины. Главная новость этого часа: у нас в Удмурдии все хорошо. И это все новости на сегодня».

Пьеса и, соответственно, спектакль не только об однополых «семь­ях», но о свободе вообще. Концлагеристы бегут, казалось бы, в свободную, почему-то татарскую страну, но там удивлены: «Что вам еще надо, у вас же все есть: кровать, диван, стол, чайник, телевизор, чай с сахаром. Тут у многих и этого нет, хотя – свобода, а денег на лекарства нет. А у вас если ребенок заболел, ну и что? Все равно ведь не родной, назначенный. Что переживать-то? Нового назначат».

Понятие «свобода» раскрывается в пользу того, что ее, скорее, нет, чем есть. И это правильно! Человек всегда несвободен в целом ряде отношений. Свобода – это фикция, мираж, греховная приманка от анархистов и революционеров, и никто из философов не разъяснил на этот счет лучше, чем сказано в Библии: мужчина в поте лица должен добывать хлеб, а женщина в муках рожать и воспитывать детей. Какая же здесь свобода? Свобода – это призрак, а вот мужеложество как сопутствующий элемент грядущего режима – гнусная реальность уже сегодняшнего дня. Спектакль «Концлагеристы» не бичует, а лишь подтрунивает над содомским грехом, допуская легкое присутствие гомофобии, но и это уже шаг вперед по сравнению с другими постановками академического театра.