Спектакль «Ревизор» по пьесе Н.В. Гоголя. Режиссер Наташа Дубс
В зале выключается свет. В темноте сцены туда-сюда пробегают мужские и женские фигуры в телесного цвета трико, плотно обтягивающие тело до самой шеи. Несколько минут гремит музыка, раскачиваются низко висящие фонари под абажуром и создается впечатление, что спектакль – пантомима. Наконец, произносятся первые слова о том, что приезжает некто, в программке обозначенный как «Инкогнито» (артист Дмитрий Хольцманн). Вскоре появляется и он, единственный похожий на обычного человека персонаж. Он и одет нормально: в джинсах и подтяжках на голом торсе.
Все остальные персонажи карикатурны до неприличия. Режиссер в рекламе обещает, что такого «Ревизора» мы еще не видели, что он психологический, мистический, экзистенциальный. Действительно, такого видеть не приходилось, только ничего мистического, экзистенциального, а заодно и психологического в спектакле не замечено. Прежде всего роли чиновников – почтмейстера (актриса Ирка Абдульманова), попечителя богоугодных заведений (Толганай Бейсембаева), судьи (Ксения Мукштадт) и смотрителя училищ (Галина Табала) исполняют женщины разной национальности. Как понять такой фокус? Дело не только в том, что это искажение пьесы, но и в том, что в Царской России женщин среди чиновников не было. Не иначе как бесы нашептали подобное бесчиние режиссеру Наташе Дубс.
Все они к тому же пытаются соблазнить Инкогнито – под таким брендом обозначен Хлестаков. Они не загримированы под мужчин, а натуральные женщины во всей, хотелось бы сказать, своей красоте, но приходится сказать – убожестве. Во-вторых, на трико, т.е. как бы на голое тело каждая из них набрасывает что-то верхнее: пиджак, сюртук, униформу; прически их уродливы, а лица неприятно раскрашены.
Не отстает от них и городничий, впрочем, городничего нет, а тот, кто должен быть городничим, называется здесь Добродетелем и представлен он артистом Кубанычбек Адыловым. На его тело наброшен большой пиджак, застегнутый так, что одна пола на четверть выше другой, так он и ходит весь спектакль. На голове у него экзотический колпак, на голых ногах кирзовые сапоги. Словом, он натуральный обормот.
Указания на то, что ревизор едет из СПб, нет, нет и ни одной фамилии чиновников, т.е. режиссер пытается придать своему творению какой-то космический, как она понимает, экзистенциальный характер, а не порождение русской или немецкой действительности. Какой-то намек она делает лишь на казахскую почву. Например, тот, кто должен быть Бобчинским, судя по гоголевским словам «скажите государю, что вот в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский», в спектакле говорит: «Живет Богданк Тимур Асынбекович» – артист этого же театра. Подобный космополитизм, однако, никогда не создавал великого искусства и всегда считался недостатком. Подлинное искусство всегда национально и потому интересно другим народам. «Ревизор» – порождение русской действительности, хотя играть его могут артисты любой национальности.
Увлекшись поисками новых форм творчества, Наташа Дубс оказалась равнодушной к содержанию пьесы Гоголя. Пьеса изложена лишь схематически, кое-как, местами. Нет у неё многих монологов, нет явления купцов и жалобы унтер-офицерской вдовы, которая «сама себя высекла» и прочего. Режиссер ставила себе задачу показать не Россию Гоголя, а себя саму и отличиться, во что бы то ни стало.
Если такой спектакль показать где-нибудь в ауле, где никто никогда театра не видел, он бы вполне имел успех. Но с учетом славной 150-летней мировой сценической истории «Ревизора» всё, что творит Наташа, есть чистейшее издевательство. Верит ли она сама тому, что пишет в рекламе: «Это настоящий Гоголь, демонстрирующий жизнь во всей её полноте, противоречивый, разносторонний, всеохватывающий»? Помилуй Боже, какая же здесь полнота жизни? Она не дает отчета своим словам. Жизни в этом тусклом карикатурном существовании вообще нет.
Режиссер находит в своем спектакле то, чего там и в помине нет: «кафкианский абсурд, пронзительное ощущение отчаяния и экзистенциальную заброшенность в чуждый и непонятный мир». Где только набралась таких слов дитя Караганды? Кто и куда заброшен, кто испытывает отчаяние от ее кувыркающихся и кривляющихся артистов? Абсурд можно заподозрить в ее собственной голове, абсурд не кафкианский, а бытовой, который и нашел отражение в спектакле. Вот, например, солидного возраста почтмейстер-женщина отвешивает оплеуху мощному Добродетелю-городничему так, что тот отлетает на кучу какого-то нелепого реквизита в виде связок пенопласта, который персонажи таскают туда-сюда весь спектакль. Что за чушь?
Назвать спектакль балаганом, значит дать ему слишком высокую оценку. Балаган – старинное народное театральное зрелище комического характера с шутками и грубостями, но там всё было понятно простому человеку, не обученному экзистенциализму.
В финале спектакля режиссер воспроизводит немую сцену, но каким образом? Все персонажи скидывают надетые в прологе подобия одежды и рассредоточиваются в каких-то немыслимых скрючившихся позах: вверх ногами, на спине, на боку, друг на друге – как вам нравится такой Гоголь?
Справедливости ради, следует сказать, что аплодисменты были. Хлопали незанятые в спектакле артисты этого же театра и артисты «Пятого театра», в котором проходили гастроли. Их-то можно понять, замечено, они всегда хлопают любым приезжим извращенцам – молодежь, что с них возьмешь.
Зал был заполнен лишь на десятую часть, театр не побеспокоился о своей рекламе, и это хорошо. Жаль было сидящих в первом ряду подростков 7-8 классов, пришедших сюда с классным руководителем, которые по команде встали, как только раздались аплодисменты сзади. Какой же кавардак останется у них в голове от Гоголя и от театра вообще.
Наташа Дубс позиционирует себя поклонницей европейской техники актерства, но сегодня всем, должно быть, известно, что именно Европа дала миру реальные педерастию, марксизм, фашизм, сатанизм и прочие измы, а философские измышления вроде бесконечных экзистенциализма, позитивизма, прагматизма, структурализма, дистрибутизма и тому подобной зауми остаются ценными лишь их придумщикам. Не всё следует заимствовать в Европе.
На закрытии гастролей я говорил с исполнителем роли Добродетеля-городничего Кубанычбек Адыловым, и на мои замечания он несколько раз повторил: «Мы проигрываем ситуацию, а не воспроизводим пьесу Гоголя. Наш спектакль не соответствует русской, немецкой или казахской действительности. Действие происходит где угодно, хоть на Марсе. Мы хотели показать ничтожность отношений между людьми вообще с их завистью, лестью, ненавистью и тому подобными отрицательными свойствами». Мне было интересно говорить с ним, у него трезвый ум, нравилась его убежденность и вера в свой театр, но я не мог согласиться с его и режиссера концепцией. Если от пьесы Гоголя остались лишь ножки да рожки, как от серого козлика, убраны имена персонажей и упоминание о России, мужчины превращены в женщин – гендерная революция и прочее, то почему в рекламе театра значится: «Ревизор», автор пьесы Николай Гоголь»? Не следует ли убрать название и имя автора или взять для своих чудачеств другой текст. Кубанычбек остался убежденным в том, что Гоголю Николаю Васильевичу понравился бы их спектакль.
Гоголь очень сожалел, что показал в «Ревизоре» и «Мертвых душах» Россию лишь карикатурно и людей её Божих без единого положительного персонажа. Опомнившись, он сжег второй том «Мертвых душ», но «Ревизор» уже вышел из печати и разошелся. В спектакле же комедия Гоголя вообще доведена до маразма. Мало того, что персонажи вызывающе одеты, они еще нескончаемо дергаются, кривляются, гримасничают, кувыркаются, вызывая брезгливые чувства. Персонажей Гоголя можно, к сожалению, встретить в жизни, но такое сообщество, которое показано в спектакле, существует, возможно, только на Марсе.
Успокаивает одно, что режиссер с таким распространенным среди русских именем – Наташа, является достоянием не России, а Казахстана и Германии. Устраивает их Наташа, ну и Бог им судья.
Спектакль «Сцены из Фауста». Автор пьесы Гёте, постановка Н. Дубс.
Спектакль представлен проще и логичней, чем предыдущий. Сыгран лишь небольшой кусочек из пространной пьесы. Заканчивается он тем, что утопившая своего новорожденного ребенка и отравившая мать Гретхен (Светлана Скобина) освобождена от заключения и прощена. В отличие от унылого в эстетическом плане «Ревизора», спектакль местами живописен, как в сцене народного праздника.
Всё действие на сцене приятной наружности ведьма с полуобнаженной грудью и длинным хвостом. Обещанное режиссером «новое прочтение классического произведения Гёте» сводится (ведьм-то мы уже насмотрелись), главным образом, к тому, что Мефистофель – женщина (Ирка Абдульманова! Это уже посерьезней ведьмы. Она очень похожа на известную Меркель, похожа не только внешне, но и по вреду, который она приносит, заселяя Германию и всю Европу мусульманами вместо подобных Фаусту (молодой Антон Дударев). Не уверен, что кто-то еще заметил это, и сама постановщица, имеющая свои виды в Германии, вряд ли отважилась так изобразить Меркель, но мне показалось это очевидным. От хулиганского же решения в первой сцене представить Бога в женском обличье (Толганай Бейсембаева) приходится только развести руками.
Еще иным обещанным «новым прочтением», вероятно, следует считать желание режиссера опровергнуть обидные для Европы слова известной эстрадной песни «Танцуй Россия и плачь Европа…». И вот на сцене несколько раз появляются полдюжины стройных девушек лишь в белых шортиках и таких же маячках, танцующих спиной к зрителям, а действие, напомню, происходит в Германии.
Единственно живым и привлекательным персонажем в этом спектакле оказалась соседка Гретхен – Марта (Ксения Мукштадт), хотя она и помогает Мефистофелю столкнуть Гретхен на путь грешный. Она пластична и женственна, имея типичную женскую фигуру, а не изможденную модельную внешность.
Приятно отметить, что на этот раз в зрительном зале были подлинные немцы: солидные, степенные мужчины в строгих костюмах с галстуками, похожие на представителей деловой элиты Омска вроде Шрейдера и Гамбурга, на спектакле отсутствующих по разным причинам; чопорные фрау, резко контрастирующие с происходящей на сцене бесовщиной. Они благодарили артистов сдержанно и с достоинством. Речь на сцене звучала попеременно на русском и немецком языках, что для русских зрителей доставляло некоторое неудобство. Предполагается знакомство зрителей с пьесой еще до спектакля.
Спектакль-сказка «Обезьянки в космосе». Авторы пьесы Александр Диденко и Наташа Дубс, постановка Н. Дубс
Спектакль этот разительно отличается от двух предыдущих. Возможно, потому что поставлен он для дошкольников, в числе которых и собственный ребенок Н. Дубс. Не будет же она пугать его голыми ведьмами и дурачить неокрепший ум абсурдом. Спектакль поставлен ярко, изобретательно, поучительно. Обезьянки учатся сначала элементарной грамоте с обращением к маленьким зрителям и вовлечением их в сотворчество. Потом изучают азы астрономии, знакомят с представлениями о ракете и, наконец, они в космосе и вращаются вокруг Солнца с видами на Марс и Сатурн. Планеты изготовлены в виде красочных муляжей.
На фото пять обезьянок: три мальчика (слева направо Антон Дударев, Антон Дукравец и Илья Рассахатский) и две девочки. Немецкий театр Алматы находится в постоянном становлении. Свой первый спектакль поставлен в нем в 1980 г., а в 1993 г. все артисты эмигрировали в Германию, и всё надо было начинать сначала. Вот и этот снимок устарел, девочки на нем должны быть уже другие, а именно: Саша Биглер и Юля Кожомина. Игра их настолько очаровательна и непосредственна, что я зашел за кулисы и благодарил их. Надо было видеть при этом их сияющие лица и счастливые глаза – редчайшее в наше время зрелище. Администратор сказала мне потом, что они студентки, только что введены в роли обезьянок, и это первые услышанные ими комплименты. Что ж приятно вдруг оказаться крестным отцом молоденьких актрис из соседнего государства.
Не будь этого спектакля, впечатление от немецкого драматического театра осталось бы неутешительное благодаря европейской ориентации художественного руководителя Наташи Дубс. Впрочем, я посмотрел только три спектакля из пяти и допускаю мысль, что мнение могло бы измениться в лучшую сторону после просмотра остальных двух.