С Александром Михайловичем я знаком лет тридцать. В середине 80-х вместе работали в Советском райкоме, а затем в горкоме КПСС. С годами наши профессиональные отношения переросли в дружеские. Правда, мы так и не стали друг для друга Сашей и Борей. Стиль общения, заложенный в аппарате райкома, обращение по имени-отчеству не смогли изменить ни «рюмки чая», ни ведра съеденной на рыбалках ухи под вечные споры о делах житейских и государственных. Мы ж русские мужики! Как выпьем, так сразу: «Как там Родина живет?»

Я позвонил ему за час до начала итогового судебного процесса, поговорили. «Ты меня набери, как все закончится». Трудно было представить, что итог окажется таким: два года лишения свободы! Почти столько шли следствие и суд. Ничуть не сомневаясь в честности Александра Михайловича, мы ерничали по поводу внезапно открывшихся под старость лет «криминальных наклонностей» старого друга.

После вынесения приговора пытаюсь найти ответ на вопрос: «За что?». Стерлягов никогда не был равнодушным бюрократом, и то, что он не коррупционер, для меня ясно. Ни сам Александр Михайлович, ни его жена и дети не являются владельцами «заводов, газет, пароходов», элитной недвижимости, несметных богатств и прочих атрибутов жизни «не по карману». Не могу назвать его бессребреником, но то, что он имеет, вполне укладывается в заработную плату чиновника его уровня.

До конца не могу поверить, что человек, не взявший ни копейки, лично не знакомый с гражданином, выкупи­вшим тот злополучный участок, будет обвинен. И тем не менее – это свершившийся факт. Бывшему министру инкриминировали то, что якобы незаконными действиями нанес бюджету непоправимый ущерб. Проще говоря, «неправильно» сторговался. Но ущерба нет фактически по причине отмены сделки и не было юридически, если позиция минимущества была признана законной.

Тогда остается последнее. Законодательство по земельным вопросам. Земельный и градостроительный кодексы – иная нормативная база.

Качество и количество принима­емых законов давно стало проблемой как для нас, руководителей предприятий, так и для надзорных органов. Наличие в нормативных документах порой диаметрально противоположных норм ведет к неоправданным конфликтам. Работа ведется в условиях постоянно меняющейся законодательной базы со скоростью около 500 ФЗ в год.

Читая приговор, ловлю себя на странной мысли: «А вообще, какое это имеет отношение к Стерлягову?» Ни следствие, ни суд не установили в его действиях корыстной заинтересованности, какого-то исключительного решения, отличающегося от сотен аналогичных дел по приватизации, которые он подписывал и принимал.

В приговоре акцент сделан на различном толковании Приказа минстроя №22П. Позиция минимущества – он не распространяется на ранее сформированные земельные участки. Позиция отдельных исполнителей минстроя и надзорного органа (даже не руководителей министерства) – он распространяется на эти участки.

Задаю себе вопрос: «А почему в суде ищут ответы по проблемам такого рода?» Ведь эти два министерства подчинены главе правительства – губернатору, в состав правительства входит правовое управление. Вполне логично, что конечной инстанцией по толкованию данной нормы и ее применению должно быть решение правового управления и губернатора. Если нет у двух его ведомств единого понимания, то и представляйте ее суду.

А что, по сути, получилось: надзорный орган из сотен аналогичных дел по приватизации вырвал земельный участок – «Китайский рынок», име­ющий «гнилую» историю, видимо, с расчетом на сегодняшнее «общее недоверие в обществе», и, пристегнув его к Стерлягову, расследовал в уголовном порядке.

Как итог – решение суда, призна­вшего действия сотрудников минимущества некомпетентными и посадившего бы­вшего министра. Теперь, видимо, надо расформировать целое министерство и пересматривать принятые им решения исходя из вновь открывшихся юридических обстоятельств.

«Может ли разночтение одной и той же юридической нормы надзорным органом и профильным министерством, которое десятилетия проводит аналогичные сделки, привести к тюрьме одного министра?

Думаю, что за десять лет работы Александра Михайловича и его подчиненных не раз проверяли. В таком случае почему, например, прокуратура, видя «систематические ошибки» (на территории Омска и Омской области проводили тысячи сделок подобного рода), не потребовала раньше откорректировать внутренние документы министерства? Что же это получается? На дороге в светлое правовое будущее специально расставлены узаконенные капканы, а надзорным органам важнее, чтобы человек попал в них, нежели предостеречь человека?! Выходит, в том, что Стерлягов так долго был на свободе, не его заслуга, а всего лишь «недоработка» правоохранительных органов?

…Недавно свое мнение о массовой отправке в СИЗО омских чиновников изложил Валерий Каплунат, председатель совета директоров ООО «Омск­техуглерод». С его точки зрения, это «борьба федерального центра с кланами и насаждаемыми клановыми идеологиями». Суждение не бесспорное. Конечно, и кланы, и кадровый подбор, и формирование ими групповых взглядов (идеологии) являются серьезной проблемой для нашего общества. Однако, на мой взгляд, наличие кланов суть закономерное условие для существующей политической системы. Никого же не пугает, что, допустим, на выборы идут кандидаты в губернаторы от различных «клубов по экономическим интересам», финансово-промышленных групп и социальных страт. Обладая некоторой фантазией, команды управленцев, которые стремятся к власти со своими кандидатами, тоже можно назвать клановыми. Они, как правило, критикуют всех и вся, уверяют избирателей, что справятся с проблемами региона. При этом ни средства производства, ни средства труда, ни объект управления, ни формы и методы управления изменить не могут.

Вообще-то это явление известно, как и лекарство от него – наличие в стране сильной или сильных политических партий. Они призваны обеспечивать преемственность, подготовку, подбор и расстановку кадров, разъяснительную работу. Словом, то, что позволяет нормально развиваться современному обществу. Пока у нас, к сожалению, этого нет. Все в государстве «заточено» под персону. Как следствие «при делах и кормушках» окапываются династии, одноклассники, одногруппники, земляки, родичи и прочие участники политических междусобойчиков.

Кстати сказать, Александру Стерлягову как-то удавалось быть самим собой в любых командах. Он являлся отнюдь не рядовым членом регионального отделения партии «Единая Россия», входил в политсовет и возглавлял предвыборные штабы. В том числе и омского губернатора. При встрече с его коллегой, тоже членом областного политсовета ЕР, я спросил: «Может, однопартийцы располагают сведениями о причинах ареста? Может, ФСБ ознакомила вас с оперативной информацией, которую нельзя озвучить в суде?». Внятного ответа не получил и сделал неутешительный вывод: местное отделение «руководящей и направляющей» партии не имеет желания разбираться с тем, что на самом деле происходит с их нерядовыми партийцами.

На мой взгляд, кланы или команды – это ведь не всегда плохо. Все зависит от цели, которую они преследуют. Многие знают Александра Михайловича по работе во власти или по президентству «Авангарда», он уже 20 лет в качестве общественной нагрузки является председателем попечительского совета спортивного клуба «Витязь» (дзюдо).

Начинали мы это дело в середине 90-х, когда тренерам на зарплату в бюджете денег не было, за аренду зала заплатить было нечем. Собрались неравнодушные руководители, начало было в Советском и Кировском районах – открыли бесплатные секции для детей. Сегодня это тысячи ребятишек, в том числе занима­ющиеся в сельских районах. Это турнир малых городов в Таре, юношеский междугородний турнир в спортклубе «Юность», взрослый открытый всероссийский турнир памяти Н.И. Анохина, А.А. Хмелева, организуемый совместно с Омской академией МВД. Отношение руководителей во многом определялось авторитетом Стерлягова. Он не современный руководитель, никогда не выпячивал себя, руководствовался принципом «если партия скажет», чем разительно отличался от нового поколения руководителей «дела на пять копеек, а шуму на всю область».

Вообще-то я думаю, что вся эта история имеет свое место только из-за уровня авторитета и значимости городской и областной власти. Во все времена были, есть и будут между госведомствами, госучреждениями законодательные и иные противоречия. Но всегда органом и местом разрешения подобного рода вопросов в случае отсутствия человеческих жертв, корыстных мотивов была власть, а не суд.

Ведь по большому счету судили не Стерлягова, а работу министерства.

Я не знаю, какое чувство испытывали после окончания процесса прокурор, судья – наверное, удовлетворение. У меня после вынесения приговора было ощущение, как будто это часть моей жизни посадили в тюрьму за «просто так».

Думаю, что оценка Стерлягова за тридцать лет работы крайне несправедлива, и где-то в глубине души, несмотря на всю циничность сегодняшних отношений, верю, что раздастся звонок и он скажет: «Все нормально, разобрались».

«Бизнес-курс» №31 от 19.08.2015 г.