В 2020 году были опубликованы воспоминания об этих событиях генерала С. Щепихина «Сибирский ледяной поход».

В Омске Сергей Щепихин бывал и раньше, служил здесь в чине капитана до Первой мировой войны. В Омске же в 1912 году он и женился.

В Гражданскую войну генерал занимал должности начальника штаба Западной армии генерала М. Ханжина, а позднее с 10 ноября 1919 года начальника штаба Сибирской группы армии, переименованной во 2-ю армию.

Судя по дневнику Щепихина, судьба Омска была предрешена уже 6 ноября. Он пишет:

6.ХI

«Войцеховский вернулся в скверном, почти мрачном, настроении: 2-я армия в полном отступлении, в ее тылах полный кавардак. Части 1-й армии, еще задерживающиеся по последним распоряжениям Сахарова на фронте, подверглись жестоким ударам противника, совершенно распропагандированы и почти небоеспособны. Таким образом, наш правый фланг смят, и противник, видимо, торопится пробиться к Омску кратчайшими путями — вдоль Тюменской ж. д. Как полагает Войцеховский, путь противнику в этом направлении почти открыт.

Каппель также отходит, и у него мало надежд задержаться под Омском: войска утомлены, обескровлены… Дороги отвратительны, тылы дезорганизованы.

Трагедия нависла: Сахаров один все еще думает о каком-то сопротивлении под Омском. Мы все уверены, что Омск доживает последние дни. Иртыш, вопреки обычного, еще не покрылся льдом. Будет ли он к моменту выхода на его линию нашим союзником или врагом, т. е. препятствием, нас серьезно разъединяющим, или же мостом?

Удивительно нам не везет — десятки лет Иртыш в это время обычно замерзал, а в эти трагические дни все время неслыханная оттепель.

7.ХI

Кажется, удалось уговорить адмирала сесть наконец в эшелон. Однако уезжать со станции Омск он ни в коем случае не соглашается, значит, опять будет закупорка и бесполезное метание среди эшелонов. Положение осложняется тем, что при адмирале довольно значительный штаб, а также золотой запас, с которым он ни при каких обстоятельствах не желает расставаться.

Говорят, что союзники предлагали взять золотой запас под свою охрану, но Колчак не согласился: лучше пускай большевикам достанется русское золото, но не союзникам… Боюсь, что за подобное к ним недоверие (возможно, что и основательное) союзники затаят против личности адмирала злобу и будут хранить камень за пазухой… до удобного момента…

Адмирала настойчиво все просят теперь же переехать прямо в Иркутск, но он не согласен оставлять армию: не потому, что без ее охраны он опасается за личную безопасность, об этом он, кажется, менее всего думает. Он полагает, что его отъезд неблагоприятно отразится на духе войск. Какое заблуждение и незнание своих войск. В Гражданскую войну среди частей по преимуществу добровольческих нет места чувству особого благоговения перед верховной властью. Здесь обычно царит атаманщина: кто формировал часть и дрался во главе ее все время, тот только и может рассчитывать на собачью преданность и любовь. Эта часть только и знает своего начальника, весьма неохотно и только лишь по приказу своего командира подчиняясь всем высшим инстанциям: пожелает командир не исполнить приказ сверху, и ничего с ним не поделаешь — ведь он по существу не сменяем! Как можно вообразить себе добровольцев с Волги без генерала Каппеля или сибиряков — без Пепеляева.

Адмирал Колчак — это знамя для начальников, но не для массы, она знает и чтит только своего ближайшего соратника — командира, пережившего с нею все пройденные этапы ее роста, от маленькой партизанской группы до корпуса и даже армии…

8.ХI

Был в Ставке: все двери настежь, никаких пропусков не требуют. Всюду в коридорах люди, мало общего со Ставкой имеющие. Вдоль стен огромные ящики, очевидно, с делами штаба; повсюду разбросаны бумажки, сор…

Вагон командарма приказано подать на вокзал «Ветка»: здесь мы погрузимся, а затем вагон будет подан на Омск-1 для прицепки к эшелону.

Комендатура станции Омск работает пока что четко. Живем пока с женой в городе, ходим обедать в рестораны, которые очень оживлены, как всегда это бывает перед оставлением данного пункта. Фронт совсем надвинулся на Омск, потому публика в городе преимущественно военная.

9.XI

На улицах Омска столпотворение вавилонское уже третий день: двигаются бесконечные обозы и все на колесах, так как снега все нет как нет. Омск и в мирное время не отличался чистотой — на улицах весной и осенью такая грязь, болото, что слабенькие водовозные клячи падали и в упряжи тонули в вонючей массе… Время революции и Гражданской войны отнюдь не способствовало перемене в лучшую сторону.

10.ХI

Омск опустел: поезда высоких комиссаров, Верховного правителя и все прочие союзные и оперативные покинули «Ветку» против здания Ставки. Обозы с шумом и гиканьем проследовали через город. Остающиеся мирные жители показывались на улицах города в самых крайних случаях: они зарылись в свои норы и лихорадочно готовились к встрече нового хозяина. Одни спешно выезжали, другие оставались лишь на всякий случай, припрятывая свои ценности: первые надеялись переждать первый шквал новой власти в окрестных селах и станицах, а вторые вообще лично за себя не опасались, а дрожали лишь за свой скарб.

Удивительно, как сразу стало тихо и безмятежно в городе. Правда, тишине много способствовал выпавший наконец снег. По Иртышу пошел лед. Все ждут с нетерпением мороза: естественный мост через реку избавит части фронта от многих неприятных и опасных положений. Почти все тяжести уже перешли Иртыш сравнительно благополучно, в чем им помог сильно железнодорожный мост. Однако при войсках еще много ценного, да и сами воинские части уже не идут, а едут на повозках.

Поздно вечером мы перешли в вагон.

11.ХI

Комендант станции предупредил нас, что ночью вагон наш подадут на главную линию. Зашел ко мне на минутку Генштаба полковник Текелин, заведующий складом Военно-экономического магазина, и передал письмо на имя генерала Бурлина, в котором говорилось, что погрузить все товары не удастся и придется частично, а быть может, и все целиком ставить и сжечь. Позже я узнал от Бурлина, что Текелин ничего не сжигал и не грузил, а остался сам в Омске и поклонился новым хозяевам целехоньким складом, прекрасно оборудованным и организованным. Воображаю, как довольно было красное командование подобным неожиданным подарком — выкупом полковника Текелина за его многогрешную голову…

Около полуночи на станцию Омск прибыл поезд Каппеля — было небольшое совещание. Большевики находились в переходе от Омска, не наседали — давали время в порядке отойти… Почти что «золотой мост» устраивали…

Встретил своего адъютанта поручика Жданова с заявлением, что он по семейным обстоятельствам не может меня сопровождать и остается в Омске.

12.ХI

Под утро наш эшелон передвинулся на первую за Омском станцию Кормиловка… Утром ко мне явился Жданов: пришел пешком из Омска усталый и полузамерзший, несчастный. Мы все ему обрадовались, как воскресшему.

Омск, по его словам, еще не занят большевиками, но красные каждую минуту могут занять город, перейдя реку по льду. В городе тихо, пожаров мало: сгорела лишь одна молочная ферма. Магазины, рестораны пустуют, на базарах хоть шаром покати. Бывшие правительственные здания пусты и стоят с разинутыми настежь дверьми. На площадях да на пустынных улицах гуляет одиночная стрельба…»

Александр Минжуренко,
кандидат исторических наук