Сообщение в «Фейсбуке» от новосибирца, художника Владимира Берязева было лаконичным: «Сегодня знаменательный день, в России и Казахстане объявлен поход против закрытия в Павлодаре музея великого евразийского поэта Павла ВАСИЛЬЕВА.

Уже более 50 аккаунтов перепостили обращение русского ПЕН-центра по этому поводу. Свод его поэм, начиная с «Песни о гибели казачьего войска», остаётся в сокровищнице русской и казахской культуры и литературы. 

К президенту Казахстана Н. А. Назарбаеву обратились российские писатели с просьбой не ликвидировать как самостоятельную единицу дом-музей Павла Васильева, но аким области Булат Бакауов тверд в своем намерении осуществить такую реорганизацию.

Надо отдать должное, казахстанцы многое сделали для создания музея поэта (1990 г.) и наполнения его материалами. В честь поэта установлен бюст, названа улица в Павлодаре, его имя присвоено скверу, старейшей библиотеке, издано собрание сочинений. Дом-музей был отреставрирован. Жалко, если этот уникальный музей будет закрыт.

А что же Омск, с которым у Павла Васильева была неразрывная связь? Деревянный дом, в котором жила семья поэта (улица 5-й Армии, 7), снесен. В 2000 году в честь 90-летия со дня рождения поэта на здании редакции «Омской правды» была открыта мемориальная доска с барельефом поэта: «В этом доме в 1927-30 годы в редакции газеты «Рабочий путь» бывал выдающий русский поэт П. Н. Васильев». Пожалуй, и все.

Интересно, что история семьи Васильевых тесно связана и с Шербакульским районом. В селе Екатеринославка работала школьным библиотекарем мать великого поэта – Глафира Матвеевна Васильева. В этой же школе преподавали братья поэта Виктор (география) и Лев (русский и литература). Этот очерк, посвященный памяти Павла Васильева, я написал в 2007 г., дополнив его новыми фактами. Тогда для меня стали открытием его творчество и факты из жизни его семьи.

РОДИТЕЛЬНИЦА СТЕПЬ

Родительница степь, прими мою,
Окрашенную сердца жаркой кровью,
Степную песнь! Склонившись к изголовью
Всех трав твоих, одну тебя пою!
К певучему я обращаюсь звуку,
Его не потускнеет серебро,
Так вкладывай, о степь, в сыновью руку
Кривое ястребиное перо.
(П. Васильев)

Ноябрьским вечером 1941 года Глафира Матвеевна Васильева (урожденная Ржанникова) ожидала в Шербакуле попутного транспорта до Екатеринославки. Ее лицо не выражало ни радости, ни печали, скорее, безразличие ко всему читалось в ее больших глазах. На фоне огромного общечеловеческого горя, которое принесла война, ее собственная боль никого не интересовала, а если бы и заинтересовала, то навряд ли нашлись бы собеседники, желающие разделить боль с матерью «врага народа», да не одного, а нескольких «врагов». Никто из жителей незнакомого ей Шербакуля не то что не знал, но и даже не догадывался, что вот эта по-городскому одетая женщина – мать одного из величайших поэтов России Павла Николаевича Васильева, расстрелянного в подвалах Лубянки в 1937 году.

В том черном году ее Павлуше было всего 27 лет! А его жизнь уже стала вместилищем стольких творческих озарений и событий, что другим хватило бы для несколько жизней. Павел был для нее не просто любимым сыном, а выстраданным. До него Глафира Матвеевна схоронила двоих своих младенцев – Володю и Нину. Он родился в 1910 году 12 декабря в Зайсане (Казахстан). В 1927 году семья Павла переехала в Омск из Павлодара, здесь же, в Омске, в газете «Рабочий путь» было опубликовано одно из первых стихотворений молодого поэта. Во время путешествия по Иртышу в последний свой приезд в Омск, в 1936 году, он писал Н. Асееву: «О Москве покамест, слава Богу, не скучаю. Как здесь хорошо и одиноко! А люди, люди! Вот уж подлинно богатыри – не мы!». У Павла была тяга к странствиям. После окончания школы в Омске он уехал во Владивосток. Работал матросом, старателем на Ленских золотых приисках. В 1928-ом приехал в Москву учиться в литературно-художественном институте имени В.Я. Брюсова. В столице к нему пришла громкая известность: поэма «Песня о гибели казачьего войска» сразу вызвала обвинения в антипролетарской направленности, а поэмы: «Лето», «Август», «Соляной бунт», «Одна ночь» и книги очерков «В золотой разведке», «Люди в тайге» показали, насколько мощный талант у этого Павла Васильева.

В 1936 году увидели свет еще две поэмы: «Принц Фома» о «мужицком князе» и «Кулаки», в которых проявились ирония и гротеск, свойственные поэтической манере Павла. И тогда крестьянский поэт Сергей Клычков заявил во всеуслышанье о Павле Васильеве: «Это юноша с серебряной трубой, возвещающий приход будущего…». Власть рассудила по-своему, и Павла вместе с другим поэтом-сибиряком Леонидом Мартыновым арестовывают в 1931 году по надуманному обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке литераторов «Сибиряки». Тогда он был осужден на три года тюремного заключения условно. В 1935 году за избиение поэта Джека Алтаузена осужден к полутора годам ИТЛ. В 1936 году досрочно освобожден, но ненадолго. Московская поэтическая братия уже почуяла запах крови, и в 1935 году не менее, а может и более знаменитые (но не талантливее Павла!) поэты и поэтессы Н. Асеев, А. Жаров, В. Инбер, А. Сурков, Б. Корнилов состряпали «коллективку» в «Правду» на Павла. Критик А. Тарасенков в «Литературной газете» (15.10.36 г.) в статье «Мнимый талант» обвиняет поэта в нежелании «идеологически перестраиваться».

Павла обкладывали по всем правилам охоты. Был ли Павел лоялен к власти? Как творческий и мыслящий человек он понимал, что настоящий поэт и сталинизм – антиподы, как пушкинские «гений и злодейство». В начале тридцатых он написал:

О муза, сегодня воспой Джугашвили,
сукина сына
Упорство осла и хитрость лисы
совместил он умело
Нарезавши тысячи тысяч петель,
Насилием к власти пробрался…

В тридцать седьмом ему припомнят эти строки. Павла арестовывают 8 февраля 1937-го по обвинению в принадлежности к «террористической группе», а 15 июля 1937 года приговаривают к расстрелу с «конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества». Вместе с Павлом расстреляли писателей: Ивана Маркова, 37 лет, Михаила Карпова, 39 лет, Ивана Васильева, 35 лет, 13 августа того же года расстреляли поэта Ивана Приблудного (Якова Овчаренко, 32 года) и сына Сергея Есенина Георгия. Все это происходило в год 100-летнего юбилея Пушкина! Так погиб ее любимый старший сын. В 1956 году Военная Коллегия Верховного Суда СССР реабилитировала Павла Васильева « …за отсутствием состава преступления».

Снегири взлетают красногруды…
Скоро ль, скоро ль на беду мою
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом, северном краю.
Будем мы печальны, одиноки
И пахучи, словно дикий мед.
Незаметно все приблизят сроки,
Седина нам кудри обовьет.

Глафира Матвеевна знала наизусть эти предсмертные сыновние строки, написанные им во внутренней тюрьме Лубянки…
Отчаявшись ждать и порядком замерзнув, она решила выбираться из Шербакуля пешком, а там будь что будет. Спросив, где дорога до Екатеринославки, пошла, не обращая внимания на редких прохожих, и скоро первый березовый колок напомнил ей, что она за селом, дальше идти в неизвестность опасно и утомительно…

 …Глафира Матвеевна почувствовала жар и бессильно опустилась на свежевыпавший снег... Потом кто-то спрашивал ее, куда она идет, подсаживал в кабину полуторки и шофер, а это был он, всю дорогу балагурил о том, как ему удалось остаться «по брони» и не попасть во фронтовое пекло. Потом он расспрашивал ее о муже, но Глафира Матвеевна молчала; да и не могла она сказать, что глава семейства Васильевых Николай Корнилович с осени тридцать девятого находится в заключении по обвинению в антисоветской агитации… за чтение стихов своего сына Павла и защиту его чести. Он и в Юргинском отделении СибЛАГА не молчал. Вот за это НЕМОЛЧАНИЕ 17 сентября 1941 года Новосибирский областной суд приговорил его к расстрелу, но приговор палачи приведут в исполнение только через 10 месяцев: 27 июля 1942 года.

Каким же цинизмом надо было обладать, чтобы невинного человека держать под страхом смерти столь долгий срок! Да и какую угрозу государству и советской власти мог представлять блестящий учитель математики и директор школы, которого знали Павлодар и Омск?! О судьбе мужа Глафира Матвеевна узнала от постороннего человека – отбывшего свой срок узника Юргинского лагеря и не побоявшегося прийти домой к Васильевым по адресу, переданному в его руки.

Ах, Павел, Павел! После твоего расстрела отцу запретили занимать руководящие должности, а брату Виктору преподавать историю и Конституцию СССР, а после доноса на Николая Корниловича, (коллеги-учителя донесли!) жизнь в омской квартире стала совсем невыносимой, хотелось уйти от обстановки подозрительности и предательства. Екатеринославка, конечно, не была «святой» землей, но там, в школе, работали родные люди: сын Виктор с женой Ниной (Пронина Нина Николаевна) и внуком Валерой, другой сын, Лев, 1922 года рождения, ушел на фронт из Екатеринославки и пропал без вести. Говорят, его любили ученики за русский и литературу, которые он вел. Васильевых вообще уважали в селе: Виктор Николаевич бесподобно преподавал географию, его жена – биологию. Глафира Матвеевна стала работать школьным библиотекарем. Никто не напоминал ей о прошлом, но оно само стучалось в ее изношенное сердце…

Оставим пока сороковые годы и перенесемся в наше время, позволяющее делать порой удивительные открытия в человеческих судьбах. В 1995 году вышел в свет седьмой том Книги Памяти, который пришлось редактировать и мне. Тогда мне и в голову не приходило, что пропавшие без вести Васильевы – Виктор Николаевич и Лев Николаевич, мобилизованные на фронт из Екатеринославки – родные братья ПОЭТА Павла Николаевича. Лев Николаевич – младший из сыновей – действительно пропал без вести, а вот судьба Виктора сложилась иначе.

В ноябре 2001 года я получил обстоятельное письмо от омича Эрика Павлинцева, в котором он просил посодействовать в поиске могилы Глафиры Матвеевны на Екатеринославском кладбище и заодно сообщил любопытные сведения о Викторе: «Виктор Николаевич… в Отечественную войну воевал на Сталинградском фронте и на Орловско-Курском плацдарме, был наводчиком зенитных орудий, командиром отделения. За чтение неграмотному солдату немецкой листовки, которые пачками сбрасывались с вражеских самолетов на наши позиции, был арестован… Военный трибунал приговорил его к десяти годам лишения свободы. Срок отбывал с 1943 по 1953 год в Соликамском районе Молотовской (Пермской) области (УСОЛЬЛАГ). После лагеря работал грузчиком и фотографом, ремонтником и страховым агентом, швейцаром в ресторане и почтовым курьером. В свободное время писал стихи и прозу, публиковался редко». Сейчас Виктор Николаевич – член Союза писателей России, реабилитирован, живет в Омске. Вот что скрывалось за скупой строчкой «проп. б/в.». В этом же письме было вложено стихотворение Виктора Васильева с его автографом: «В шторм»:

Нас природа вряд ли пожалеет,
Вздумавших вдруг властвовать над ней,
Выбьет очи, по ветру развеет,
Не простив жестокости людей….

Увы, поиски могилы Глафиры Матвеевны пока не дали результатов. Одни утверждают, что она была похоронена на старом кладбище Екатеринославки, где сейчас (ирония истории!) проходит улица Ленина. Другие, в частности мудрейший и опытнейший Заслуженный учитель РСФСР Сердюк В.И., проработавший директором школы 33 года, уверены, что могила матери поэта находится на новом кладбище, но точное место неизвестно. Старожил села Мария Власовна Прибыльская, 1919 года рождения, ровесница Виктора Николаевича, тоже ничего определенного сказать не могла. Но разве от этого материнский подвиг Глафиры Матвеевны стал меньше? Это благодаря ее таланту МАТЕРИ состоялся поэт, которым сейчас гордится Россия и стихи которого вошли в Антологию мировой поэзии. В Москве, Павлодаре, Усть-Каменогорске и даже Калининграде организованы литературные объединения имени П. Васильева. Думаю, мемориальная доска на здании Екатеринославской школы должна быть: «Глафире Матвеевне Васильевой – талантливой матери талантливого поэта Павла Николаевича Васильева от благодарных потомков».

Екатеринославская земля приняла на вечное упокоение Глафиру Матвеевну 20 апреля 1943 года. Невзгоды не могли пройти бесследно, рак желудка съел когда-то цветущую женщину. Кроме мужа, сыновей Павла и Льва она потеряла еще и сына Бориса. Тридцатилетнего токаря «Сибзавода» сжег туберкулез. Хоронили школьного библиотекаря сноха Нина да знакомые люди.

Теперь подобных женщин нету
И многого на свете нет…
Из красоты, любви и света
Старинный соткан твой портрет.
Так написал о своей матери единственный уцелевший сын Виктор.

Фото из личного архива автора и дома-музея поэта