БК55 публикует очередной материал из проекта омского писателя Юрия Перминова «Имена забытые Омском». На этот раз про «русского пехотинца» Жаяу-Мусы, «умного киргиза, знающего толк в русской грамоте».
ИМЕНА ЗАБЫТЫЕ ОМСКОМ
.jpg)
Жаяу-Муса Байжанов (Байжанулы)
Григорий Потанин советовал писателям-сибирякам начинать сибирскую литературу с этнографических описаний, поэзия сама, мол, придёт, но «инородец» (по тогдашней классификации) Жаяу-Муса Байжанов (Байжанулы), который мог бы, вслед за Раевским, произнести: «Природою мне данный дар // Лучом ученья озарился», таковым (писателем-сибиряком) не считался. Тем не менее сей луч осветил дальнейший путь легендарного акына именно в Омске…
Родился Байжанулы ещё при жизни Пушкина, в 1835 г., в Баянаульском районе нынешней Павлодарской области, недалеко от озера Жасыбай. Почему — Жаяу-Муса?
Будущего акына нарекли Мусой, а прозвище Жаяу (Пеший) он получил уже в зрелые годы, потому что по бедности слонялся со своим искусством по степи пешком, что для казаха, прирождённого всадника и наездника, считалось последним делом. По одной из версий, баянаульских богачей и знать задевало, когда кто-то из простых односельчан пытался подняться на достойный уровень. Особенно они были недовольны тем, что Муса, сын такого недостойного, по их мнению, человека, как скотовод Байжан, держал себя перед ними независимо, знал языки.
В Баянауле (первоначальное написание: Баян-Аул) у власти находились Муса и Мустафа, сыновья знаменитого бия, народного судьи среди населения северо-восточных регионов Казахстана Шормана Кушукова, а у Мусы Байжанулы была единственная, но хорошая лошадь. Однажды, когда последний, распевая песню, проезжал мимо аула Шормановых, феодалы якобы унизили и наказали акына — за то, что не спешился в знак уважения к знатному роду казахской степи. Мусу (акына) привязали к телеге и нанесли ему 40 ударов плетью, а затем отобрали лошадь, во всеуслышание дав позорное прозвище: «Теперь забудь имя Муса. Когда есть Муса, сын Чормана, никто более не может называться этим именем. Народу достаточно одного Мусы! Теперь тебя будут звать «Жаяу Муса»!»
Казаху без лошади — горе. Но Муса, теперь уже Жаяу-Муса, не унывал, а по-прежнему ходил по аулам, распевал свои песни, веселил народ: «Я «нищий господин, я сын Байжанов, // Ношу на шее кучу талисманов, // Пешком хожу, но горд, как верховые, // Что потеряли счёт стадам баранов». (Перевод с казахского — А. Сендык).
Садвакас Шорманов
Кстати, Муса Шорманов имел в личном владении 425 лошадей, 20 коров, 500 баранов (ГИАОО. Ф. 3. Д. 7163. Оп. 4. Л. 16), так что всё было подсчитано, а с другой стороны, зачем ему могла понадобиться ещё одна лошадь, принадлежавшая не кому-нибудь, а уважаемому народом сочинителю жизнеутверждающих песен? Может быть, лошадь акына чем-то привлекла Мустафу? Говорят, это именно он конфисковал её, улучив момент, оставив певцу только сбрую и седло.
В 1928 г. 93-летний Жаяу-Муса якобы примет участие в конфискации имущества семьи потомка Мусы и Мустафы Шормановых — Шахизинды.
Такая вот «историческая спираль» получилась, хотя нет никаких фактов, подтверждающих, что братья, чьих наследников, по мнению советских историков, «раскулачивал» знаменитый акын, были склонны к самодурству. В равной степени нелегко представить и седобородого аксакала в роли экспроприатора, а вот балагуром он был — каких поискать…
…Но вернёмся к началу жизненного пути акына Жаяу-Мусы, сверстника и земляка Григория Николаевича Потанина… В 1842 г. семилетнего мальчика отдали на обучение местному мулле. Однако бесконечная унылая долбёжка арабских слов и стихов из Корана, смысл которых не понимал сам мулла, вскоре надоедает любознательному парнишке, и он начинает мечтать об учёбе в настоящей школе…
В 1851 г. Муса Байжанулы решает отправиться вместе с караванщиками в Петропавловск. Там он устраивается «мальчиком» у купца-татарина по имени Карим, а в свободное время самостоятельно учится. Юноша без труда выучился говорить на татарском языке, овладевает русской разговорной речью, в культурном развитии оказывается на голову выше своих сверстников. В Петропавловске Муса овладел игрой на скрипке, гармони, продолжая одновременно осваивать и домбру. Какая это была радость! Выполнив поручения по хозяйству, мальчик забивался в укромный уголок и подбирал мелодию услышанной и полюбившейся песни.
Здесь же, в Петропавловске, он начинает читать книги русских писателей, газеты и журналы. Всё острее и острее чувствует Муса недостаточность своего образования…
В 1852 г. в доме Карима Мусе посчастливилось познакомиться с Чоканом Валихановым, который впоследствии пригласил юношу в Омск, куда он и приехал спустя два года с одной целью — продолжить обучение…
Чокан Валиханов
Казахские исследователи пишут, что Муса учился в некой «русской школе», даже в «церковно-приходской», что представляется маловероятным. Скорее всего, приветил и обустроил его в нашем городе Чокан Валиханов, племянник Мусы Шорманова, который впоследствии вместе с братом якобы отберёт лошадь у акына, да ещё и задаст ему плетей. Что-то здесь, ребята, не сходится… Но суть в другом: именно в Омске произошло настоящее рождение поэта Мусы Байжанова, если таковым считать написание первого серьёзного произведения — песни «Кыздар-ай» («Ох, девушки»).
Любой джигит, начиная сочинять стихи, думает о девушках — это относится ко всем поэтам, любой национальности, потому что Поэзия берёт своё начало в Любви, а зачин подстрочника песни Мусы Байжанова выглядит следующим образом:
Девушка как красный мак в горах,
Самое красивое, что есть в жизни, украшение жизни.
Стройная талия, аккуратный рот бантиком, алые губы.
Мечта дум и мыслей джигита.
Никто не сравнится с девушкой — ни одна самая дорогая вещь в мире,
По одним сведениям, Муса жил в Омске на квартире Джангазы Аблайханова — сына султана Сюка Аблайханова, обратившегося в числе других казахских правителей в 1845 г. с просьбой к российским властям о включении нескольких родов Старшего жуза в состав империи. Дескать, Джунгазы и помог Мусе получить начальное образование — обучиться русской грамоте. Как обстояло на самом деле, определить сложно, да и не требует усилий, поскольку в Омске Муса Байджанов, действительно, в совершенстве овладел русским языком, научился читать и писать. Здесь он серьёзно изучал творчество русских классиков, читал критическую литературу, посещал концерты. Здесь он впервые услышал духовой оркестр, познакомился с оркестром русских народных инструментов, получил первые сведения о профессиональной музыке.
Если до этого Байжанулы слышал только песни и кюи (название традиционной кыргызской, казахской инструментальной пьесы), то теперь он узнал о существовании и других музыкальных жанров — марша, вальса, мазурки и т. д. Помимо домбры, кобыза и скрипки, он самостоятельно осваивает и сырнай (казахский национальный язычковый духовой музыкальный инструмент). Кстати, вопреки обычаю казахских акынов, Жаяу-Муса чаще всего играл на скрипке, подобно певцам-татарам. Причём, иногда он пел и по-русски. На одном из вечеров его услышали и приняли как певца-импровизатора… Не исключено, что адъютант генерал-губернатора Западной Сибири Чокан Валиханов представлял полюбившегося ему начинающего акына…
По сообщению казахского литературоведа, искусствоведа и археолога Алькея Маргулана, Жаяу-Муса познакомился в Омске с Гази Валихановым, будущим офицером штаба Сибирского отдельного корпуса, родственником Чокана Валиханова, в отряд которого поэт будет зачислен солдатом спустя несколько лет, но об этом — чуть позже…
В 1860 г. Муса Байжанов вернулся к татарину Кариму в Петропавловск, и, как выяснилось, омская жизнь заставила его «по-новому взглянуть на древние казахские обычаи». Акын разъезжал по аулам, рассказывал людям о том, что читал в газетах, журналах, книгах, пел новые песни. Большое впечатление производит на степняков и его внешность, городская одежда, новые манеры, его игра на гармони и скрипке, его переводы и пересказы произведений русских поэтов.
Не всем это нравится, злые языки разносят по Степи: «Русским продался! Узкие штаны надел, забыл родную веру!» А Муса ещё и жалобы стал писать на Шормановых — уездному начальству, а потом и генерал-губернатору, дескать, одолели народ феодалы проклятые… В Омск с жалобами самолично ездил, да и доездился: мало того, что лошадь отобрали, так ещё и приговорили к 12 годам каторги за конокрадство… И погнали Жаяу-Мусу, закованного в кандалы, в Тобольск…
После настойчивого ходатайства родни каторга была заменена службой в армии…
Честно говоря, биографы Жаяу-Мусы настолько противоречат друг другу, что мы не станем выяснять, кто из них прав, поскольку это разбирательство вылилось бы в эпопею, сравнимую с размерами всех вместе взятых 70 песен из творческого наследия акына. Кстати, существует версия, по которой своё прозвище — Жаяу — наш герой получил потому, что он в русской армии в пехоте служил, а для казахов это довольно смешная ситуация…
Из автобиографии, представленной в «Казанской тетради», и ряда стихов Байджанова известно, что Жаяу-Муса побывал в Петербурге, преодолев путь через Кострому и Ярославль, оттуда поехал в Польшу, Литву, посетил город Владимир, был в отряде генерала Черняева… В одном из стихотворений Жаяу-Мусы говорится о путешествии в Москву, Петербург, о пребывании в составе гвардии в Вильнюсе, Варшаве, Литве, о том, что он видел «войну поляков» (польское восстание 1863–1864 гг.), а душа всё время тосковала по родине.
В 1864 г. Чокан Валиханов и Жаяу-Муса встретятся — в городе Верном (ныне — Алматы), где генерал Черняев формировал особый отряд в составе Сибирского военного корпуса, которому предстояло провести в Средней Азии соединительную укреплённую линию между двумя степными губерниями (Оренбургской и Сибирской). Но не будем вдаваться в подробности данной экспедиции, поскольку она имеет мало отношения к творчеству Жаяу-Мусы, которого Чокан Валиханов, посланный в Верный, собирался просить ознакомить с местной топонимикой, с названиями растений и животных… Здесь же друзья встретили писателя и художника Михаила Знаменского, приятно удивившегося тому, что в лице «русского пехотинца» Жаяу-Мусы он встретил «умного киргиза, знающего толк в русской грамоте».
В 1874 г. жители родного аула избрали Байжанулы старшиной, но акын продолжал бунтарствовать в своих песнях. Павлодарский переводчик и поэт Дмитрий Приймак (1903–2002) вспоминал: «Работая над переводами, я убедился, что поэтическое творчество его было разносторонним и оригинальным. Позже я познакомил русского читателя со стихами знаменитого бунтаря:
Все джигиты наших джузов запоют
Песню правды, песню гневную мою.
Белый шёлк, сатин-кумач, кумач, кумач…
Чёрт один: казах ли, русский ли богач.
В строках этого произведения, воссоздана картина социального неравенства, произвола правящей местной администрации, протеста против несправедливости».
К сожалению, в советское время мало внимания обращали на то, что Байжанулы был тончайшим лириком: «Едва Шолпан [Венера. — Ю.П.] в час утренний взойдёт, // Сиянье озаряет небосвод…». Настоящий джигит:
Я сказочный конь, рог мне славу трубил,
Я девушек наших и русских любил.
Я сокол, я утку оставил, подбив,
И гуся над озером синим убил.
Кыздары онын, сулу-уй.
Я прошу поцелуй,
Не женатый, холостой…
Но женат он был — два раза. Известно, что одну из своих дочерей, Жаяу-Муса, прочитав «Анну Каренину» Льва Толстого, назвал именем героини романа. Муллы были против, но, слава Богу, Анна Мусаевна дожила до глубокой старости и даже сочинила несколько песен…
Один из дальних потомков Байжанулы — знаменитый поэт Олжас Сулейменов…
В 1927 г. в Казахстане побывал Фёдор (Теодор) Фиельструп — руководитель этнографического подотряда экспедиции АН СССР. Из дневников учёного следует, что 28 июня в посёлке Алексеевка Баянаульского района от внуков Садвокаса Шорманова Кабыша и Жами ему стало известно о смерти их знаменитого деда. На следующий день Фёдор Артурович встретился с семьёй другого сына Мусы Шорманова — Шихизинды, а 2–4 июля Фиельструп пребывал в ауле Шормановых на озере Караколь, где отмечались сороковины со дня смерти Садвокаса. Утром 5 июля подотряд отправился в путь, а спустя три дня добрался до аула у реки Ащысу, где повидались «со стариком 93-х лет, бывшим певцом»: дескать, информатором он оказался неважным, поскольку больше говорил о себе…
.jpg)
Жаяу-Муса Байжанов (Байжанулы). Фото Ф. А. Фиельструпа. 1927
На фотографии, сделанной Фиельструпом, мы видим ещё крепкого, сухощавого старика, в его прямом и строгом взгляде читается недоверие: видимо, акыну сообщили, что руководитель подотряда — только что с поминок по сыну его «злейшего врага»… К тому времени Жаяу-Муса сочинил уже несколько песен про Ленина и революцию, а в современном Казахстане к Шормановым и Байжанулы (умер 31 июля 1929) относятся с одинаковым почтением…
Юрий Перминов: «Имена, забытые Омском»
2. Юрий Перминов: «После омских приключений Эразм Стогов бросил пить»
3. Юрий Перминов: «Николай Чижов никем себя, кроме как моряком и поэтом, не представлял…»
4. Юрий Перминов: «Гордость и украшение нашей литературы» занимался делами о поджогах и убийствах»
6. Юрий Перминов: «Неблагонадежный Вагин был заправским литератором, «не хуже многих»
Сообщите новость
Версия для печати
