Омичи протестуют, но пока не очень хорошо понимают, как и зачем это делается.

В последнее время в Омске снова часто митингуют – против плохих дорог и плохого мэра, за деревья и снижение тарифов ЖКХ. Поэтому вопрос «Какой же ты, омский бунт?» (если это именно он) возникает сам собой.

Омский бунт – бунт долгожданный.

Так хотел я написать ещё вчера утром, собираясь на очередное «мероприятие» к Музыкальному театру. Сказывались воспоминания о зиме 2011-2012 годов, когда идущие по мосту от Дома Туриста колонны с транспарантами скандировали антипутинские лозунги, и в глазах у случайных прохожих загоралось эдакое весёлое любопытство. По этим лицам, по случайно услышанным разговорам каких-нибудь офисных работниц средних лет за бизнес-ланчем, по эмоциям митингующих и тех, кто просто пересекал площадь перед Музыкальным по диагонали, спеша по своим делам, было понятно, что определённой «движухи» людям не хватает – вне зависимости от их политических пристрастий и представлений о том, насколько хорошо они живут. Беспроблемная подача информации на гостелевидении, отсутствие какой-либо интриги в «высших эшелонах власти», смутные подозрения о том, что не всё так просто и справедливо, как говорят из «ящика», а у кого-то и простые воспоминания о фильме «Асса», увиденном давным-давно, явно формировали определённые запросы. А желания должны сбываться – по возможности.

Было такое и этой весной, причём местами даже усиленное: если 4 года назад на митинги собирались «хипстеры», «ботаники», «либералы», воодушевлённые какими-то абстрактными идеями, то теперь вышли люди, озабоченные конкретными вещами. Вышли – и им это понравилось. Правда, было их меньше, чем в те времена между Медведевым и снова-Путиным, а вчера и вовсе набралось столько же, сколько выходило на площадь по 31-м числам – защиты 31-й статьи Конституции ради. Вероятно, самыми активными оказались автолюбители, которые теперь хотят дождаться результатов масштабного дорожного ремонта. Противники вырубок деревьев же – это всё те же «ботаники» (внезапно это слово оказалось особенно подходящим), а их мало. Окончание ремонта, которое может показаться слишком внезапным, и ухудшение погоды (после лета неожиданно для всех придёт осень с дождями, а ливнёвки, если кто-то помнит, делать отказались) могут опять сделать митинги намного более людными. Тогда и поговорим о людях, которые их ждали – и дождались.

Омский бунт – бунт аккуратный.

Идея «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» теперь дополняется мыслью «Как бы чего не вышло». Законодательство ужесточилось, где-то «в интернетах» пишут о больших штрафах, а по телевизору ведущие новостей и разные единороссы рассказывают о том, что критика власти – экстремистская вещь, приводящая к распаду страны. И приводят конкретные примеры. А потому омичи заранее подают заявки на проведение «протестных акций», аккуратно собираются на одном и том же месте и не скандируют всё подряд. «Вдруг антипутинские лозунги это тоже экстремизм?», – думает митингующий. Впрочем, большинство удерживает, надо полагать, от перехода этой грани не страх, а выработанный за полтора десятилетия пиетет к «национальному лидеру», из-за которого речь идёт не о критике, а о попытке найти наиболее подходящее толкование того, что «лидер» говорит и делает. Критика либо переадресовывается мэру и губернатору, либо становится настолько отвлечённой, что вообще непонятно, о чём речь и чего хочет конкретный оратор. За всё хорошее против всего плохого? Ну да, любой член «Единой России» тоже за это. И мэр Омска, который всем не нравится, охотно поддержит такую повестку дня.

Правда, иногда сквозь вялую говорильню прорываются неожиданные острые вещи – про «торговую сеть» РПЦ, расширяющуюся за счёт омских скверов, про неназванного виолончелиста-миллиардера, про «шизофренические продуктовые санкции». Но что со всем этим делать, никто не знает, и тут мы переходим к третьему пункту:

Омский бунт – бунт неумелый.

Мы не можем похвастаться мудростью глаз и умелыми жестами рук – так уж вышло. Поэтому (но в первую очередь, конечно, из-за отсутствия опыта) и митинги получаются не всегда толковые. Акция «За хорошие дороги» началась с того, что какая-то армянская девушка спела песню, – замечу, спела не слишком хорошо. Зачем это было нужно? Почему организаторы решили, что надо делать именно так? Этого мы никогда не узнаем– а собравшиеся тогда были в явном замешательстве. Что должно следовать за сбором подписей под резолюцией митинга и передачей этой резолюции властям? Этого, видимо, не знает никто. Отсюда и вчерашнее благодушное предположение организатора акции Татьяны Нагибиной: «В следующий раз мы соберёмся, наверное, через год, 5 июня 2017 года». «И дадим чиновникам время, чтобы спилить побольше деревьев», – мог подумать и наверняка подумал кто-нибудь из собравшихся.

А что же власть? А вот тут всё очень просто: власть не изменится, митингуй хоть каждый день. При этом нет смысла говорить о какой-то принципиальной позиции мэрии или облправительства и о нежелании «прогибаться» под общество. Власть просто не изменится потому, что не умеет это делать. Отсутствие способности реагировать на внешнюю среду было видно и в истории с голодающим таксистом (на месте голодовки просто поставили знак), и в истории с дорожным ремонтом, начавшимся, несмотря на жесточайший весенний кризис и заявленный дефицит средств, с показухи в самом центре города. Старую собаку никак не научить новым фокусам, а в биографии Вячеслава Двораковского, например, не было ничего, что бы подготовило его к смене репертуара в столь зрелом возрасте. Поэтому бюджеты будут осваиваться примерно так же, как раньше, а омичи будут слушать рассказы о том, что денег у нас слишком мало. Может быть, мэрия будет в этой истории права, а может быть, не будет. Решать народу – он ведь у нас высший носитель власти. Вот и носит её, как может: ведь какой народ – такая и власть (что бы это ни значило).