Отзыв о спектакле по пьесе Людмилы Улицкой «Мой внук Вениамин» под руководством и при участии Лии Ахеджаковой в Омске 26 ноября 2015 г. Режиссер Марфа Горвиц.

Чтобы представить себе содержание спектакля, следует вспомнить «Женитьбу» Н.В. Гоголя. В ней жених позорно сбегает от своей невесты в самый неподходящий момент, перед свадьбой. Он струсил, передумал. У Улицкой жених сбегает безо всякой видимой причины сразу же после свадьбы. Как и у Гоголя, здесь есть шустрая сваха, в роли которой выступает мать жениха, и открытое окно, из которого исчезает персонаж, и юная безобидная невеста. У Гоголя она характеризуется словами свахи Феклы: «Как рефинат! Белая, румяная, как кровь с молоком, сладость такая, что и рассказать нельзя». В пьесе Улицкой по той же схеме читаем слова мамы жениха: «Я нашла ему такую девочку! Золото, а не девочка! Чистый брильянт! Да он ногтя его не стоит». Принципиальным отличием в сюжете спектакля является лишь присутствие так называемого пятого пункта (национальность) личной анкеты гражданина СССР.

Однако разберёмся по порядку. Жили-были две стареющие двоюродные сестры: Эсфирь Львовна, портниха (народная артистка России Лия Ахеджакова) и Елизавета Яковлевна, акушерка (заслуженная артистка России Александра Ислентьева). Родились они в Бобруйске, а теперь живут в Москве, в разных квартирах на Божедомке. Заметим, у Гоголя Агафья Тихоновна, купеческая дочь, проживает тоже в Москве, в Мыльном переулке. Сестры ходят друг к другу в гости и вспоминают свою жизнь. Главным воспоминанием остается то, что все их многочисленные родственники и знакомые погибли, когда пришли немцы. Расстреляны все в один день за городом: фрачник дедушка Натан, получивший серебряную медаль на Всемирной выставке в Париже за пошитый им фрак; золотошвейка бабушка Роза, лучшая мастерица в городе; дядя Яков, портной Гирша, первенец Эсфири Илюшечка, и Винаверы, и Брауде, и Ехелевити, Кагановские и Танечка Шапиро с детками…

О гибели родных и близких напоминается вновь и вновь, и становится бесконечно жаль их всех. Участь других не легче. У дедушки с бабушкой Эсфири было шесть сыновей: Арон, Исаак, Саул, Лейб, Рувим и Яков. Все они вымерли, кроме мамы Эсфирь, от туберкулеза. В довершение всего разрушено и еврейское кладбище в Бобруйске. Тяжело жилось им в России, хуже всех.

Главная цель «последней местечковой еврейки» Эсфирь, как её представляет автор пьесы, – женить сына Лёву, который, между прочим, на сцене так и не появляется, на чистокровной еврейке, чтобы продолжить род. Это её всепоглощающая идея. Она доказывает невестке, что род её произошел по прямой линии от Адама, и никакие цари и короли не идут с их родом в сравнение: «Какие короли? Какие цари? У них знаешь, сколько всего намешано. А мы по прямой линии. Избранный народ, доченька!».

В этом вполне естественном желании Эсфирь терпит катастрофическое поражение, которое она перенесёт в конце с великим достоинством. Она едет в Бобруйск и привозит оттуда, как она думает, чистокровную еврейку Сонечку (Надежда Лумпова), которая послушна, как овечка, и не возражает выйти замуж за Лёву, которого она еще не видела, но это в библейских традициях. Достаточно вспомнить, как привезли невесту Ревекку сыну Авраама сорокалетнему Исааку. Только та ехала на верблюде, а эта на электричке. Авраам, предчувствуя свою кончину и потеряв уже 127-летнюю жену свою Сарру, решил женить сына своего. Он призвал старшего раба своего и сказал ему: «Клянись мне Господом, Богом неба и земли, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей хананеев, среди которых я живу, но пойдешь на родину мою, к племени моему, и приведешь оттуда невесту Исааку, сыну моему». Раб тот поехал и, по благословению Божию, встретил прекрасную Ревекку, которая согласилась стать женой неведомого ей Исаака.

Сын Лёва нынешней Эсфири, до сих пор бывший полностью под властью матери, внешне согласился на брак, но в душе не принял свою суженую и не по-библейски, и даже не по-советски сбежал в первую же ночь после регистрации брака, оставив записку на столе, что срочно командирован в Новосибирск. Он даже не переспал с ней, хотя имел на это вполне законное право. По мысли Улицкой, он, вероятно, проявил благородство, выражаясь библейским слогом, не познав её, т.к. не собирался с ней жить.

Однако это противоречит тому, как характеризует его прежнюю жизнь сама мать: «Он же патологический тип! С чего он начал? В 16 лет спутался с Лидкой, и десять лет я не могла его отодрать. Ты бы её видела! Старуха! Ей было 25, и она дважды была замужем. А уродка. Глаза как блюдца и вот такая голова, и ростом как пожарная лестница. Лёвушка ей понадобился! Бессовестная! Теперь берем дальше. Только с ней распутался, я думаю, слава Богу! Нет, не слава Богу! Он же патологический тип! Опять нашел себе старуху! И теперь, когда я нашла ему такую невесту, он убежал! Если он не выполнит моей воли, он мне не сын! Всё! Генук!».

Эсфирь можно только пожалеть, она получает первых два удара. Оказалось, Сонечка воспитывалась у Винаверов, но была приемной, взятой из детдома, так что она не вписывалась в прямую линию от Адама. Её еврейское происхождение оказалось под сомнением, а Елизавета прямо заявила сестре, что у сироты Сонечки нет ни капли еврейской крови. Эсфирь, изменяя себе, с интернациональным пафосом свидетельствует о вековых страдания своего народа и всё равно готова принять Сонечку: «Это сиротская горькая несчастная кровь! А ты говоришь – нет еврейской! Это же самая разъеврейская кровь!».

Вторым ударом для матери был под видом командировки побег сына. Три месяца она с Сонечкой ждала его возвращения, пока он не написал просьбу прислать документы на развод с Сонечкой, поскольку ему надо зарегистрироваться со своей очередной не чистых кровей «старухой», которая беременна от него.

Одновременно «овечка» Сонечка случайно забеременела от своего русского школьного друга Вити (артист Глеб Пускепалис). Она, по мнению автора Улицкой, не виновата, просто потеряла бдительность. Сонечка объясняет это романтическое событие так: «Да почти ничего и не было. Было только одно мгновение, и всё…». Так комсомолец Витя, солдат из Кубинки, сумел оставить свой позорный след, испортив родословную славного рода. Этих новых ударов Эсфирь не выдержала и выбросилась из окна с неизвестно какого этажа, но осталась целой, т.к. упала на кучу картонных ящиков. Через короткое время Эсфирь одумалась и, вновь проявляя великодушие и прощая Сонечку, заявила: «Я удочерю Сонечку и найду ей мужа, хорошего еврейского парня». Прощает ей и беременность: «Пусть будет так! У нас родится мальчик, и мы назовем его Вениамином. Почему ты ничего не сказала маме? В твоем положении нужно хорошо питаться, доченька! И творог! И фрукты! И витамины!». Вот такой хорошей оказалась Эсфирь. Ради бездомной сиротки она готова отказаться даже от своей idée fixe.

Витя же выглядит неотесанным мужланом. Ему ничего не стоит помочиться с высоты залихватской струей в присутствии Сонечки. Сделано это, наверняка, с помощью клизмы, иначе в музыкальном театре, где состоялся спектакль, ему бы не позволили, несмотря на столичную прописку гастролирующего антрепризного коллектива.
Сюжетная линия между тем делает новый поворот. Вообразите, Витя оказался не только русским, что можно было бы еще простить, но и немножко антисемитом.

Раскрылся он случайно. Сонечка призналась ему, что беременна и между ними состоялся принципиальный, любопытный и неожиданный разговор, лишивший будущего их ребенка шанса быть с отцом:
«– Распишемся и поедем к моей матери. Вот она обалдеет! А бабка моя вообще с ума сойдет! Она ваших ужасно как не любит!
– Кого не любит?
– Да евреев она не любит.
– Правда?
– Да что ты так испугалась, плевать на неё. Мне-то всё равно. Я тебя знаю, ты девчонка хорошая, хоть и еврейка.
– Я вообще-то не совсем еврейка. Меня мама из детдома взяла. Но мама моя была еврейка. Ты объясни мне, что ты имеешь против евреев?
– Тьфу ты! Хорошо, могу объяснить! Пожалуйста! Потому что евреи хитрые, ищут, где бы лучше устроиться, чтобы поменьше работать и побольше загребать. А Лёва твой в лаборатории, на чистенькой работе триста рублей загребает. Они сидят, как тараканы в теплом местечке. Поняла теперь?
– Вить, ты говоришь что-то не то про легкую еврейскую работу. Моя мама всю жизнь за сто рублей в музыкальной школе работала. С утра до ночи. И Эсфирь Львовна не на легкой работе… и тетя Лиза. Нет, Витя, нет.
– Да ладно, брось ты! Меня эта тема вообще не интересует, я же тебе сразу сказал, мне всё равно.
– Я пошла Вить. Меня тошнит.
– Куда ты? Сонь, что с тобой? Тебе плохо?
– Да. Плохо. Уходи Витя и больше не приходи.
– Да ты что, обалдела, Сонька?».

На этом их роман закончился, прощается всё, кроме антисемитизма. Кто бы мог ожидать, что так восстанет именно «овца, овечка, послушная и кроткая», сама сомнительных кровей. Согласитесь, Витя не представляет собой ни пещерного, ни махрового антисемита, а так – пустяки, бытовуха. Его аргументы и выводы по воле автора пьесы Улицкой вообще малоубедительны, она могла бы привести гораздо более серьёзные для него, но Сонечки хватило и этого, чтобы гневно возмутиться тем, с кем она десять лет училась в школе бок о бок и не разглядела в нем антисемита. Её тошнит от того, что даже не её любовник, а где-то его бабушка не любит евреев, и порывает всякую связь с ним. Пусть Витя перевоспитывает бабушку. Согласитесь, в итоге Людмила Улицкая забавно подвела Сонечку под русскую поговорку: «Обманула: дать дала, а замуж не пошла».

Пьеса «Мой внук Вениамин» была написана в 1988 г., при советской власти, и тогда надо было иметь большую смелость, чтобы поднять подобную тему, но в настоящее время Людмила Улицкая стала гораздо жёстче. В интервью немецкому журналу она недавно сказала: «Я живу в России. Я русский писатель еврейского происхождения и христианского воспитания. Моя страна сегодня объявила войну культуре, объявила войну ценностям гуманизма, идее свободы личности, идее прав человека, которую вырабатывала цивилизация на протяжении всей своей истории. Моя страна больна агрессивным невежеством, национализмом и имперской манией. Культура потерпела в России жестокое поражение, и, мы, люди культуры, не можем изменить самоубийственную политику нашего государства».
В чем-то с ней можно было бы согласиться, но она забыла о том, что не русские националисты, которых и не всякий встретит, определяют ныне политику России. Огромное количество руководителей России с 1917 г. остается её соплеменниками по крови, особенно в культуре и в финансах. Россия сегодня находится в распоряжении чубайсов, гайдаров, швыдких и прочих, не к ночи быть помянутых, интернационалистов, с них и спрос. Это же так просто.

Об игре Лии Ахеджаковой говорить нет необходимости, она давно завоевала авторитет в народе и продолжает играть замечательно, но в последние годы она стала проявлять резкую политическую активность. Она выступает на митингах, делает заявления в СМИ, восхищаясь Ельциным и Горбачевым и осуждая Путина. Её лозунги вызывают полнейшее недоумение: «Всем лучшим в нашей истории мы обязаны М.С. Горбачеву, а потом Борису Николаевичу», «М.С. Горбачев – это наше всё, он наша история», «Я ненавижу противников Ельцина», «Мы не должны простить «Тангейзера!»… Она осуждает «российскую военную интервенцию на Украину», выступает против присоединения исконно русского Крыма, заявляет, что это Россия сбила пассажирский самолет над Донецком. Откуда в этой маленькой, 150 сантиметров ростом, бездетной женщине столько страсти и ненависти?

Людмила Евгеньевна Улицкая и Лия Меджидовна Ахеджакова ориентированы на Запад, не желают признавать и уважать самобытность русских, и согласиться с ними в этом нельзя. И та и другая отказываются признавать себя в «пятой колонне», но являются её рьяными сторонниками. «Русская» писательница Улицкая борется с «агрессивным невежеством» в нашей стране, в то время как ей предъявляют обвинения в пропаганде нетрадиционной сексуальной ориентации среди несовершеннолетних, гомосексуализма, педофилии и инцеста. На вопрос «Мешало ли вам когда-то ваше еврейство?» она ответила: «Мне не мешало… Еврейство – это сильная генетика… Я свое еврейство очень ценю!». На здоровье, но не надо и другим мешать ценить свою национальность.
Нет, не тот путь предлагают нам создатели спектакля для повышения культуры в России и выхода её из смутного состояния, до которого довели её горбачевы, ельцины и иже с ними. Судя по аплодисментам в зале, народ продолжает любить актрису Лию Ахеджакову, не зная об её агрессивной устремленности в политике или не желая видеть этого. Что же, это личное дело каждого. Спектакль настраивает на терпимое отношение к евреям, но надо ценить и уважать всякий народ, который несет не содомию, ложь и разрушение, а мир, добро и справедливость.