Руководители ОАО «Омский речной порт» вместо себя прислали на суд беременного матроса.

На очередное слушание по делу Юрия Ратько, капитана теплохода «Полесье-8», потерпевшего крушение 17 августа прошлого года, от Омского речного порта не явились ни потерпевшие, ни свидетели, которые должны были давать показания. Впрочем, зал был все равно оказался многолюден, и лица уже знакомы по прошлым заседаниям. Вместо пострадавших пришли их представители – видимо, переживание подробностей трагедии дается людям непросто.

Мать 34-летней Анны Юферовой, единственной, кто была отправлена санавиацией в клинику Вишневского, говорила тяжело, хотя явно готовилась. Голос то звенел от напряжения, то затихал от сдерживаемых слез.

– Моя дочь поехала отдыхать вместе с 10-летней внучкой Полиной. Подробности аварии она не помнит. От удара ее сразу выбросило с теплохода, она перелетела через баржу и упала в воду. Плавать не умеет, пыталась барахтаться, но это было невозможно, потому что не чувствовала ног. Ее спасли мужчины, подплывшие с берега на лодке. С трудом вытащили, потому что кости были настолько переломаны, что рассыпались в руках, сдерживаемые кожей. И кожа тоже слезала кусками. Полина спасалась сама. У нее травмы легче – перелом таза, точнее, его главной – подвздошной – кости, вырван кусок мяса на виске. Она почти выздоровела, хотя шрам на лице остался, и то, что бедра немного неровные, заметно мало. Говорят, что на деторождении это не скажется. Дочь лежала в Московской клинике до декабря, ноги собирались ампутировать, но она под свою ответственность решила бороться. Потом лечилась в Омске, левая нога до сих пор не срослась. Готовимся к инвалидности, надежды мало. Состояние ее, конечно, подавленное: «Не успела я пожить, мама». Работать она уже не сможет – была ветеринарным врачом в ортопедии, весь день на ногах.

За всю дюжину представителей ОАО «Омский речной порт» отдувались беременный матрос Наталья Ерофеева и моторист Андрей Тамайчук, сам пострадавший. Впрочем, он не сразу понял, что получил сотрясение, пытался спасать людей.

– Сначала тех, кто кричал, просил о помощи. Потом увидел трупы – одна бабушка мертвая, две женщины, мужчина.

На вопросы судьи о состоянии капитана Андрей отвечал неохотно.

– Нормальное состояние.

Гособвинитель зачитала его прежние показания: «Видел, что Юрий Оттович был нетрезв, но посчитал нетактичным сделать ему замечание».

– Вы читали показания перед тем, как их подписать? – строго спросил судья Александр Гальчиков.

– Можно я посижу? – ответил вопросом посеревший моторист. – Голова кружится.

Матрос Наталья Ерофеева сразу сказала, что бросалась в глаза нетвердая походка Ратько, и запах перегара тоже чувствовался. Оба свидетеля заявили, что Андрей Шмидтбергер, начальник службы пассажирских перевозок, разговаривал с капитаном перед рейсом, повторяя «в последний раз».

Но ни Шмидтбергер, ни Василий Данилов, генеральный директор ОАО «Омский речной порт», встречаться с потерпевшими не захотели. Видимо, в целях собственной безопасности. Жалкий капитан теплохода давно не вызывает никаких чувств у потерпевших и их представителей. А показания представителей порта, которые были зачитаны прокурором вслух, слушали единодушно, с одинаково ожесточенными лицами. И понятно, почему.

Андрей Шмидтбергер уверяет, что алкогольного опьянения капитана не заметил. В то же время некий друг Ратько сообщил следствию, что вечером они вместе выпили полтора литра водки на двоих. Посмотреть в глаза товарища он, вероятно, не смог, хотя, судя по всему, это правда. По просьбе Дениса Постникова, представителя погибшей матери, тоже, впрочем, получившего травмы, акт судебно-медицинской экспертизы был зачитан полностью. Как выяснилось, она проводилась в 21.00, когда Ратько уже действительно находился в легкой степени опьянения. Но акт содержит предположение, что в 13.30, когда произошло столкновение, степень опьянения была между средней и тяжелой. Могли этого не заметить начальник службы пассажирских перевозок, диспетчер, члены команды? Мог руководитель «Омского речного порта» не знать, по какой причине Юрий Ратько поменял 11 мест работы?

Кстати, как-то между делом прозвучало в показаниях моториста, что в состав команды входил еще и сменный капитан. Где он был, что делал, почему его не призвали на замену – на эти вопросы суд не ответил. Точнее, судья их и не задавал.

Василий Данилов, как и его замы, показания дали похожие: теплоход был в исправности, все рейсы производились строго по графику, судно переполнено не было, капитаны всегда проходят предрейсовый осмотр, капитан характеризовался положительно.

Интересно, понесут ли они ответственность за дачу ложных показании? Потому что, судя по заявлению медработника Марины Солодянниковой, временно замещавшей постоянного сотрудника, о том, что ей предстоит осматривать судоводителей, в ее должностных инструкциях указано не было. А капитана «Полесья» перед рейсом она и не видела – диспетчер Степанов попросил ее поставить допуск, «потому что Ратько хороший капитан и должен выйти в рейс».

С ответственным за безопасную эксплуатацию судов тоже не все ясно – начальники утверждают, что дали распоряжение «отвечать» устно, а получивший такой приказ сообщил следствию, что выполнять его не собирался. Тем не менее Омский речной порт по-прежнему считает себя наиболее пострадавшим, заявив иск к капитану разбитого «Полесья» в 6 миллионов рублей. Большинство же потерпевших предъявило иски не к Ратько, а к порту. И те – небольшие, по миллиону рублей. Разве что Юферовы потребовали по 2,5 миллиона и с капитана, и с его руководства.

– Что с него взять-то, с Ратько? – спросила я у матери Анны Юферовой.

– С паршивой отцы хоть шерсти клок,  – отмахнулась она.

Похоже, что в Омском речном порту запаршивело все стадо. Во главе с пастухами.

Наталья Яковлева