Поначалу имя Вагифа Гусейнова не должно было произноситься в суде.

Сегодняшнее заседание по уголовному делу о незаконных финоперациях на сумму свыше миллиарда рублей, в которых обвиняют троих братьев Кролевцов, подвело черту под допросами фигурантов уголовного дела. Собственно, доступ к считающемуся «заправилой» нелегального семейного бизнеса экс-кандидату в депутаты ОГС Василию Кролевцу получила представительница гособвинения Ольга Гизе. Она нашла «самостоятельные» показания предполагаемого «обналичника», которые он давал прежде, путаными.

Так, верящую в непогрешимость следствия помощника окружного прокурора заинтересовал пассаж о совмещении под одной крышей жилого и офисного помещения. Привыкшая оперировать формальными основаниями Гизе обозначила присутствующим, что есть договор на нежилое помещение, значит, сие лишь плод вымысла.

Не нашла она логики и в том, что руководитель холдинга на базе «Юрикона» не знал точно, сколько на него трудились сотрудников: бизнес-романтизма в «брожении» кадров она не поняла.

— Человек 16 максимально могло быть, учитывая наши рабочие места, — туманно начал руководитель ООО «Юрикон» и получил виртуального нагоняя за умозрительность вместо фактологии.

Даже объяснение, что многих сотрудников можно привлечь временно, буквально на пару заказов, не убедило сотрудницу «системы». Судье пришлось остановить поток уточняющих вопросов от Гизе, которая добивалась прямого признания, что это сделано в нарушение закона да еще и с целью сделать бизнес «менее прозрачным».

Правда, опешивший от напора процессуального визави бизнесмен продолжил выдавать с трибуны свидетеля еще более дикие для современного бизнеса вещи. Вроде такого пассажа:

— Мы часто офис не закрывали, а если и запирали, то просто на ключ домофонный, который мог получить любой — они валялись в офисе, многие пользовались. Тем более, были в помещениях и люди, которых привлекал их владелец, Павел Оркиш [сын известного бизнесмена Сергея Оркиша, владеет долями аквапарка «АкваРио», санатория «Сказка», ведет строительный бизнес — прим. авт.]. Поэтому круг тех, кто мог проникнуть в офис, очень широк, разные люди были. Охрана не вела строгий учет, мы такого никогда не поручали. 

Таким образом, Кролевец с позиции «бравого хозяйственника», построившего организацию с серьезными оборотами, вдруг сменил тактику и стал демонстрировать себя как человека, очень зависимого от своеобразных «понятий» в омской бизнес-среде. Они были направлены, по его словам, на упрощение получения дохода — сейчас бы это могло привести в худшем случае и на скамью подсудимых. При этом никакого стеснения или неудобства фигурант дела, за которое может светить до 7 лет тюрьмы, не испытывал, ограничиваясь указанием на то, что работа велась в соответствии с принятыми в России стандартами и при «усилении» профильного законодательства тоже перестраивалась.

Еще более путанным оказалось разъяснение самой модели работы холдинга по линии производства — будь то металлоизделия, конструкции из стекла или аппаратура для судебных заседаний.

— Зачастую, к нам шли знакомые, но реклама с сайта тоже могла сработать. Но большей частью именно обращались от Вагифа Гусейнова. Оформлять могли сотрудничество как договорами, так и устным соглашением — зачем себя дополнительно отягощать, если это какая-то типовая сделка. Мы же хлеб покупая, не требуем заключения договора на товар, — огорошил Гизе Кролевец.

Помощник окружного прокурора даже захотела уточнить, настаивает ли он на такой линии, зарекомендовав ранее себя как опытный предприниматель, постигший эти процессы вдоль и поперек. Окончательно такое мнение о себе он разрушил, пытаясь донести мысль о том, что сотрудники фирмы могли постоянно переводиться из одного предприятия в «соседнее» — куда надо было перенаправить денежный поток от клиента. Более того, даже было немало пользы, если они не отдавались целиком и полностью той работе, на которую их формально принимали. Ярким примером оказалась главбух Светлана Ровенская, которую фактически могли попросить оказать услугу под каким угодно «соусом», а иногда она и вовсе переводила «профит» на собственную фирму.

— У нас стояла в офисе программа, куда сотрудники заносили свои действия для «Юрикона». Если они хотели зарплату получать, то вносили туда все свои заслуги перед компанией, там учитывалось все рабочее время, — единственно оговорил Василий Кролевец.

Вот и выходит, что в финансовых потоках «Технологии», «Юрикона», «Аквалии» и иже с ними сам черт ногу сломит — куда уж следствию, которое при любом удобном случае Кролевцы дружно ругают на чем свет.

Финальным аккордом выступления Василия Кролевца стало прояснение роли «черного кардинала» их бизнес-процессов, руководителя «кооператива на Большевичке» Вагифа Гусейнова, имя которого в последние два месяца склонялось в зале суда на все ряды.

— Каковы ваши взаимоотношения с Гусейновым? В частности, по займам? — напрямую спросила помощник окружного прокурора.

— Они с 2007 стартовали. Мы оформляли расписки — он оставлял их у себя, а я мог и не забирать, не иметь копию, — начал фигурант уголовного дела о незаконных банковских операциях на сумму свыше миллиарда рублей.

Тут душа Гизе не выдержала и она обозначила, что уж для человека с высшим юридическим образованием такое поведение с бизнес-партнером просто глупо даже при трактовке, что Гусейнов был одно время близким человеком. Дальше — больше:

— В моем понимании это был кредитный кооператив. Но на самом деле вывески там были всегда разные, в том числе и вменяемых нам сейчас компаний — «Торсион», «Векона», «Старком», — заметил Кролевец-старший.

По его мнению, правовые основы существования гусейновского предприятия туманны. Хотя стоит помнить о том, что практически на постоянной основе в то время юрконсультации им оказывал тот же «Юрикон». 

Однако возвращаясь к финансовому сотрудничеству, было замечено, что чаще всего Гусейнову отдавали долг «натурой» — продукцией, к производству которой становились причастны. Он мог заказать товар, списывая проценты по привлеченным средствам или же элементарно оплатить зарплату сотрудникам, его изготовившим. Но и при таких сделках для «непросвещенных» в холдинге Кролевцов творился полный бедлам: 

— Гусейнову было безразлично, как это оформлялось. И нам тоже — как генподрядчику, нас нанимавшему, было удобно. Мы могли вообще, заходя на предприятие, представляться их сотрудниками, чтобы не было лишних расспросов, такое тоже практиковалось.

Что же, кажется, наличие почти двух тысяч контрагентов за 4,5 года становится вполне объяснимо. Ведь финпотоки братья Кролевцы не контролировали, а выполняли, судя по всему, указания Гусейнова и Ко. Что ж, вероятная причина раскрылась позже. Поначалу Кролевец настаивал, что обращаться к Гусейнову заставила потребность обойтись без залогов, которых требовал любой уважающий себя банк. Более того, он отказался окончательно «топить» экс-партнера, заметив, что и вовсе не собирался поначалу озвучивать его имя в ходе этого процесса.

— Я считаю, что деятельность Гусейнова всегда была реальна: он покупал конкретный товар и всегда его отслеживал физически. Что касается оформления фирм на других людей, то так его бизнес-модель, наверное, была более выгодной, — рассуждал основной фигурант уголовного дела об «обналичке» на сумму с девятью нулями со свидетельской трибуны.

И все-таки факт остается фактом: на предварительном следствии имя Гусейнова если и упоминалось, то совсем вскользь, а теперь заиграло новыми и максимально неприятными красками.

— Меня следователи убеждали, что надо сохранить линию первоначального допроса. Следователь мне, когда я не соглашался, стал угрожать распространением личной информации, которую я бы не хотел обнародовать. Если бы я тогда заговорил, она немедленно пошла бы в ход. На самом деле, я озвучивал уже впоследствии информацию про Гусейнова, но даже при жалобах в прокуратуру понимал по ответам, что это никому не интересно. Сам Гусейнов, которого вызывали уже в суд сейчас, не стал бы давать против себя показания, он нацелен оставить за собой эту свою деятельность. К тому же, я был связан защитой его интересов тоже как и другие свидетели — тот же Епанчинцев, который приписал себе руководство 34 из 43 вменяемых нам фирм, явно себя оговорил для него. Я сам видел, что те люди, о контактах с которыми он говорил, приходили и общались с Вагифом. Теперь многие из тех ребят, что были «под Вагифом» в те годы, не будут правдиво говорить, когда поняли, насколько для них высоки риски.

Наконец, к финалу допроса Кролевец и вовсе, казалось, разочаровался в прежнем партнере и выдал следующее, вспоминая об обыске иномарки, которую передал этому «мегаростовщику»:

— В машине моих вещей быть не могло, машиной уже некоторое время пользовался Гусейнов. Меня остановили буквально на улице, попросили проследовать к автомобилю, который уже был открыт. Процедура уже началась. Но мне было не очень интересно, так как я понимал, что сам давно не пользовался «Лексусом». То, что там обнаружилась специфическая информация личного характера, в том числе по «Юрикону», я вполне могу объяснить тем, что он собирал на нас компромат, скачивал наши личные данные и это формировал, чтобы подставить. Меня же он так сдерживал этим компроматом, чтобы я ничего о нем не мог сообщить, это меня очень расстраивало, — выдал Кролевец.

Евгений Куприенко