Инвалида Борисова, столкнувшегося с правовой вакханалией, фальсификациями и фабрикациями в исполнении следователей и прокуроров, судья Лобода фактически оставила без защиты. Почему?
Более двух месяцев я на общественных началах занимаюсь резонансным уголовным «делом Сергея Борисова».
По просьбе близких родственников. И, если так можно сказать, самого подсудимого.
Спорные материалы официального «расследования» СО по САО г. Омску СУ СК России по Омской области уг./д. № 12202520005000059 вызвали в моей душе бурю эмоций и шквал возмущения, которые нашли отражение уже в первой моей публикации на эту тему:
Но, похоже, это всего лишь начало целого клубка скандальных фальсификаций со стороны следствия, которые были бы не возможны без попустительства… «ока Государева» и… Фемиды!
Не нужно быть силовиком со стажем, юристом, профессиональными защитником — адвокатом или гражданским активистом, чтобы обратить внимание на вопиющие нестыковки «дела Сергея Борисова».
Они бросаются в глаза. История омича С. А. Борисова, 33-х лет от роду, которого обвиняют в преступлении, которое относится к сфере высоких банковских (!) технологий, выглядит невероятной и абсурдной…
Особенно, если учесть, что «фигурант» — инвалид II-ой группы по заболеванию «Д.Ц.П. — детский церебральный паралич», а сопутствующий диагноз — «умственная отсталость легкой степени» в форме «выраженной дебильности».
Добавим к этому сопутствующие ДЦП трудности с передвижением, судороги, психозы, косоглазие и нарушение остроты зрения…
Это далеко не полный перечень хронических, а, значит, неизлечимых недугов.
Тем не менее, сам «гражданин С. А. Борисов» категорически не согласен с подобными медицинскими констатациями в свой адрес. Он «на одной волне» со всеми, ощущает себя полноценным членом социума, стремится работать на благо своей семьи и общества, категорически против того, чтобы его опекали, давали советы и… «манипулировали».
В случае несогласия и нарушения его зоны комфорта он тут же скрывается от досягаемости близких, бродяжничает, присоединяется к асоциальным группам, которые более терпимы к разного рода «изгоям» и не задают им лишних вопросов.
Этот «социальный портрет» доверителя (в подтверждение моего статуса «представителя» есть нотариально заверенный документ) как нельзя лучше подтверждают выводы врачей-психиатров.
Из БУЗОО «Клиническая психиатрическая больница имени Н. Н. Солодникова».
Четыре «медицинские карты стационарного больного Сергея Александровича Борисова, 14.05.1989 года рождения» (№ 7522 от 12.09.2000 г., № 1625 от 27.02.2001 г., № 3765 от 04.06.2011 г., № 259 от 20.01.2015 г.), были самостоятельно истребованы с привлечением матери подсудимого и предоставлены в распоряжение судьи Елены Лободы с ходатайством «о приобщении».
Фемида их исследовала, но в приобщении кроме последней по времени медицинской карты защите было отказано.
Отказала председательствующая судья и в допуске в процесс Общественного защитника.
В моем лице.
Основанием послужили доводы государственного обвинителя Дарьи Левиной:
— У представителя нет юридического образования, а у подсудимого имеется законный представитель в лице адвоката Галины Матягиной…
Дважды спорное суждение, если учесть, что защита у Борисова представлена архиноминально, а в УПК РФ ничего об обязательном наличии диплома юриста у Общественного защитника не говорится:
«В соответствии с положениями части 2 статьи 49 Уголовно-процессуального Закона РФ допускается участие в уголовном процессе на стороне защиты наряду с профессиональным юристом (адвокатом) «родственника или иного лица, о допуске которого ходатайствует обвиняемый».
Выделенная часть текста — это цитата.
Кстати сказать, до судебного заседания гражданин Борисов ратовал за отказ от услуг адвоката Матягиной Г.А. и за предоставление ему другого защитника.
Волеизъявление было подписано им собственноручно.
Но в процессе фигурант, видимо, растерял свою былую уверенность (или просто забыл о своем намерении -?) и под, на мой взгляд, наводящими вопросами суда согласился на продолжение судебного следствия «в том же составе».
Если бы Сергей Александрович мог мыслить логически, то, безусловно, предположил бы дальнейшее развитие событий.
Наверняка.
Адвокат Галина Матягина за два месяца вынужденного простоя по причине болезни и двух госпитализаций своего подзащитного… не подготовила… ни одного документа в его интересах.
Ни единого!!!
Она говорила, правда, за пределами аудиопротоколирования, что «подготовила ходатайство с обоснованием позиции о возращении уголовного дела прокурору», однако, предоставить его своему подопечному… отказалась.
Не в укор опытному адвокату, но, мне почему-то кажется, что подобные вещи заявляются на предварительной стадии рассмотрения дела, а не на стадии прений, когда от пациента БУЗОО «КПБ им. Н. Н. Солодникова» получены все виды согласия.
На любой вкус и цвет.
Не удивлюсь, если бы там нашла свое место и признательная речь про… Кеннеди.
Главным после стадии возобновления судебного следствия было заявление ходатайства «о назначении и проведении стационарной комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы».
Если кратко — СКСППЭ.
Я об этом писал в интересах гр. Борисова С. А. в рамочном порядке, как пункты последовательности действия защиты: сначала — вернуться в стадию судебного следствия, потом — приобщить меддокументы, которые «забыли» собрать следователи СКР, затем — ходатайство «об экспертизе».
Так как меня в процесс не допустили, то аналогичное заявление, вроде как, обязана была сделать адвокат.
Сделала это Галина Андреевна не должным образом.
И не лучшим.
Не подготовившись (даже судья это отметила под протокол с/з-!), не имея на руках письменного документа «о назначении СКСППЭ», не мотивировав его и даже не предложив Фемиде конкретное экспертное учреждение!
Отсутствовал и список вопросов для разрешения специалистов, кроме тех, которые бегло набросал я, не более как вариант.
Все это в исполнении профессионального юриста со стажем выглядело, как работа на… «отшибись».
Не лучше обстоит ситуация и с государственным обвинением.
Здесь имеют место общие фразы с уклоном на «возражаю» и «отказать», а также своеобразное толкование общеизвестных УПК-дефиниций.
Например, мне показалось, что помощник прокурора по САО г. Омска как-то по-своему понимает термин «относимость».
Для госпожи Левиной это, прежде всего, временнАя совместимость документа (улики, вещдока, показаний) с периодом совершения преступления? Дескать, во времени совпали, значит, относимы. Думаю, это весьма упрощенное и буквальное толкование.
Но именно на этом основании гособвинитель возражает против приобщения «старых» по времени документов и делает вывод, что медицинские карты стационарного больного, подтверждающие длительный характер заболевания и его возможную негативную динамику по годам, «не относятся к дате совершения инкриминируемого деяния».
Фемида, тем не менее, почти поддержала обвинителя. Кроме того, что касается последней медкарты — за 2015-й год, ее судья неожиданно приобщила.
Можно, впрочем, предположить, почему судья Е. П. Лобода снизошла до «частичного удовлетворения ходатайства защиты».
Связано это все с той же… фальсификацией!
В медицинской карте № 259 от 20.01.2015 года имеется судебно-психиатрическая экспертиза, как верно отразила районная Фемида «в плохом качестве и без подписей». Так вот, сделана СПЭ на основании шифра заболевания гр. Борисова С. А. по МКБ — «F70.09», что не соответствует действительности.
С самого младенчества у пациента другой диагноз, который по «Классификации психических расстройств по МКБ-10» проходит под шифром – F70.12.
Разницу хорошо поймут специалисты в этой области знаний.
Но и обыватели вполне ее в состоянии оценить.
Так, расположение цифр в шифре строго регламентировано и имеет свое значение. Как уже было отмечено, у Борисова диагноз — F70.12.
Это «Умственная отсталость легкой степени со значительными нарушениями поведения, требующими ухода и лечения, обусловленная предшествующей травмой или физическим агентом».
А вот указанный в медкарте шифр иной — «F70.09».
Это — «Умственная отсталость легкой степени с отсутствием или слабо выраженным нарушением поведения».
Разница с предыдущей формулировкой «со значительными нарушениями поведения, требующими ухода и лечения», видимо, для многих будет очевидна.
Более чем.
К тому же, заболевание под шифром F70.09 «обусловлено неуточненными причинами». Согласитесь, странное изменение диагноза через два десятка лет врачебного контроля. Видимо, отсюда и «плохое качество СПЭ» и «отсутствие подписей».
Кому же из медиков захочется вешать на себя статью?
УК РФ!
На мой взгляд… слушателя, участники процесса не смогли уяснить для себя мотивировку ходатайства подсудимого «о проведении экспертизы в ином регионе».
Защитник Г. А. Матягина в общих чертах пояснила:
— При последней госпитализации в психиатрическую больницу (месяц назад — автор) гражданину Борисову С. А. был выставлен весьма странный диагноз…
Медики неожиданно признали у своего старинного пациента вместо «умственной отсталости» и F70.12… «хронический алкоголизм» и «алкогольный психоз»!
Реверс…
В настоящее время данный диагноз обжалуется.
С привлечением Прокуратуры, Уполномоченного по правам человека, Следкома, Минздрава и руководства КПБ им. Н. Н. Солодникова.
В обращениях по инстанциям подробно дан расклад, почему документ за подписью «и.о. главврача Е. Н. Иванченко» — голимое… враньё!
Во-первых, по утверждению матери и других родственников, Сергей Борисов не употребляет спиртное с февраля 2022 года.
Как минимум.
Именно в тот месяц он был осужден по ч.1 ст. 173.1 УК РФ, «получил» 8 месяцев «условно» и затих в бытовой жизни из-за опасений угодить за решетку в случае какого-либо конфликта или рецидива.
С начала сентября по 4 октября он находился на излечении. Сначала в МСЧ-7, потом в БУЗОО «КПБ им. Н. Н. Солодникова».
В промежутке (два дня) посещал с матерью «Кировский интернат для умственно отсталых детей» и «Драгунский психоневрологический диспансер», пациентом которых в свое время был.
Здесь Борисовы истребовали именные документы, которые позже приобщили к материалам дела. Понятно, что ни о какой выпивке речь в эти дни не шла.
Откуда же взялись… «хронический алкоголизм» и «алкогольный психоз»?
В обращениях и высказывается опасение, что данные диагнозы в отношении психически больного человека есть попытка руководства БУЗОО «КПБ им. Н. Н. Солодникова» спасти честь своего сомнительно «белого халата». Ведь их пациент на долгие годы буквально «пропадает» из сферы их компетенции, а, находясь без лечения и наблюдения, совершает одно преступление за другим (только уголовных — 6).
Не исключено, что причина тому — в диагнозе заболевания С. А. Борисова и, возможно, в обострении его протекания.
Судья Елена Лобода с трудом преодолела текст «Обращения», где подробно изложены особенности болезни подсудимого Борисова.
При желании каждый может пройти по ссылке и ознакомиться с «клиникой» недуга под шифром — F70.12 (см. ««Классификация психических расстройств по МКБ-10»).
Если брать частности, то они скрыты за каждой цифрой профессионального шифра — 7, 0, 1, 2.
Как пример.
«Умственная отсталость — это состояние задержанного или неполного развития психики, которое в первую очередь характеризуется нарушением способностей, проявляющихся в период созревания и обеспечивающих общий уровень речевых, моторных и социальных способностей».
Вот еще.
«Основные затруднения обычно наблюдаются в сфере школьной успеваемости и у многих особыми проблемами являются чтение и письмо».
И вот это.
«Отсталость может развиваться с любым другим психическим или соматическим расстройством. Однако, у умственно отсталых может наблюдаться весь диапазон психических расстройств, частота которых среди них в 3-4 раза выше, чем в общей популяции.
Кроме того, умственно отсталые лица чаще становятся жертвами эксплуатации и физических, и сексуальных оскорблений».
Копии данных обращений к материалам дела приобщены не были.
По версии прокурора Дарьи Левиной, это гражданско-правовые отношения, которые должны разрешаться в гражданском порядке и не мешать уголовному разбирательству.
Суд и здесь «солидарен».
Хотя данные документы приобщались не для их разрешения в рамках Уголовно-процессуального Закона, а для подтверждения того, что пациент психиатрической больницы был брошен на произвол судьбы, а теперь его заболевание (от греха подальше) выдают за рядовой… алкоголизм!
— …Поставлен на учет врачу-наркологу…, — выдержка суда из какого-то документа звучит как… приговор!
И все-таки районная Фемида, подытоживая исследование материалов, спрашивает мнение подсудимого: согласен ли он?
— Я поддерживаю…, — тихим голосом ответствует фигурант.
— О чем? Что поддерживаете? — судья не дает растекаться мыслью по древу, дабы чего не вышло.
— Пройти экспертизу, съездить…, — едва слышно мямлит испытуемый.
- Съездить куда? — допытывается суд.
— Приобщить бумаги… — похоже, беседа не задалась.
— Желаете приобщить документы и съездить пройти экспертизу?! Суд правильно Вас понял…
— Да, да, да…
Конечно, правильно поняли! Еще бы белый халат вместо мантии, чтобы не было вообще никаких иллюзий и сомнений.
Прокурор возражает во всем, что заявила противная ей сторона.
По обращениям «о несогласии с выставленным диагнозом» — пусть, дескать, идут в гражданский суд и там рядятся, что им не нравится. Здесь — уголовное дело и торжество Уголовно-процессуального Кодекса.
Назначать экспертизу подсудимому также нет оснований:
— На протяжении следствия и суда каких-либо оснований для возникновения сомнений как у следствия, так, я полагаю, и у суда не было относительно того, что подсудимый является невменяемым, его показания были последовательны, как на стадии следствия, так и на стадии судебного разбирательства…
В обоснование своей позиции гособвинение приводит набор доказательств: в заседаниях подсудимый участвует лично, не через представителя, защитой он обеспечен…
— Его права формально нарушены не будут, поэтому назначение экспертизы не целесообразно, и приведет к рассмотрению дела в неразумные сроки.
Видимо, точку над «i» как нельзя кстати ставит слово «формально»…
Суд тут же, без паузы, постановляет будничным и безучастным голосом:
— Отказать в назначении экспертизы!
— А мнение адвоката Вы не желаете послушать? — наконец-то встрепенулась защитник Матягина.
— По поводу? Вас только что выслушали! Суд прежде всего Вам и дал слово… Подсудимому дал слово… Суд Вас сегодня слушал, вчера Вас послушал суд…
— Хорошо, раз так…
Исходя из представленных документов, Фемида делает выводы за медиков и экспертов, что подсудимый уголовно-процессуально здоров и может быть осужден по всей строгости Закона.
Возможно, не одному мне почудилось, что на судье Лободе на секунду-другую вместо мантии проявился девственной белизны врачебный халат:
— Не навреди!
Судья Елена Лобода была, на мой взгляд, строга, безапелляционна и даже грубовата в диалоге с адвокатом, но, возможно, это был своеобразный спектакль.
Дабы увести внимание от тотального бездействия и безмолвия защиты.
Как итог, в ходатайстве «о проведении СКСППЭ» было отказано в жесткой ультимативной форме, без какой-либо внятной мотивировки и без вынесения письменного Определения.
В основу протокольного решения Фемиды было положено общее понимание судом и прокурором того факта, что подсудимый …психически здоров (откуда взяли-?), …понимает и осознает происходящее (в каком месте -?), …принимает активное участие (и опять — в каком месте -???), …действует без представителя (это, вообще, слух ласкает).
Вот объясните мне, почему служитель Правосудия и представитель надзорного за исполнением Закона органа ведут себя так дерзко и неосмотрительно.
Им что сверху дали карт-бланш на безответственность?
Какая может быть «целесообразность» там, где речь идет об императивном обязательстве органов следствия и суда назначить экспертизу в том случае, если для определения вменяемости и воздействия заболевания на поведенческие функции обвиняемого требуется мнение компетентного специалиста — в данном случае врача-психолога и врача-психиатра.
В комплексе.
Насколько я знаю, ни судья Лобода, ни прокурор Левина не являются медиками по образованию. А, следовательно, и их умозаключения «о целесообразности комплексной психолого-психиатрической экспертизы» не входят в их профессиональную компетенцию.
Если только они сменят мантию и форменное платье на белый медицинский халат, но такого обличья у судьи и прокурора не наблюдалось.
Наяву.
Пока безмолвные по разным причинам подсудимый и его адвокат переваривали произошедшее, с прениями успела выступить прокурор.
Дескать, все хорошо!
Преступление и участие в нем подсудимого доказано и передоказано. По совокупности… за рецидив… с учетом смягчающих вину обстоятельств… путем частичного сложения сроков…
— Предлагаю назначить подсудимому Борисову наказание в виде 3-х лет колонии строгого режима…
И без того скромные габариты фигуранта стали после этих слов еще меньше. Он съежился, ссутулился, поник.
Выдавать тайну своей правовой позиции адвокат Галина Матягина не стала — заявила о неготовности к прениям. И после 15-ти минут подготовки — тоже. Как не упрашивала и не стращала защитницу судья, та была неприступна, как скала.
Вот так бы отстаивать не свои, а права своего доверителя!
Скорее всего, этот демарш связан с тем, что позиция защиты в прениях будет кардинально противоположна реальному положению вещей, интересам и позиции Сергея Борисова.
Тот свою вину в преступлении, будучи за пределами зала суда, не признает.
Допущу вольнодумство предположить, что он просто ее не понимает в силу особенностей своей психики и мыслительных процессов.
Нет, конечно, «уболтать» его можно на любую роль, ему можно вложить в уста любую информацию и убедить, что это его слова, его дела и его ответственность…
Как мужика!
Но какое отношение это имеет к Правосудию, к Истине, к Адвокатуре, к Следствию и к Фемиде?!
Прения защиты перенесли на 9-е, потом на 11-е число.
Но заседания не состоялись — подсудимый… пропал, растворился по дороге от своего дома к дому матери.
Его телефон не первый день «вне доступа».
— Я вам всем покажу! — были последние слова человека, который никак не может осознать, за что его судят уже более 10 (десяти-!) лет кряду.
А ведь все просто — правоохранители нашли удобное для себя «слабое звено», которое беззащитно, податливо, ведомо и внушаемо.
И, знай, ежегодно получают свои «палки» за каждое инкриминируемое гражданину Борисову «преступление».
Никому и на ум прийти не может, до какого финала может все это безобразие докатиться.
Болезнь не лечится, она только прогрессирует, негативные эмоции копятся, давление на защитные функции организма растет — рано или поздно все это обязательно взорвется, выплеснется наружу.
Сергея Борисова опять бросили на произвол судьбы, оставили без защиты.
Неизлечимо больной человек один на один с омской правовой… вакханалией!
Я не исключаю, что после этого «суда» и «приговора» парня ждут обвинения и в других криминальных эпизодах. Если их нет, то их ему с удовольствием «нарисуют» в омским Следкоме.
Как за «здрасьте».
Это вытекает из последней нашей беседы с Борисовым до того, как он пропал. По итогу консультаций мною был составлен документ, который после распечатки и подписания вполне мог стать прениями гр. Борисова С. А. в свою защиту.
А может, еще таковым и будет.
«Уважаемый суд!
Прочитать данное выступление так, чтобы его поняли участники судебного заседания, я, скорее всего, не смогу.
Прежде всего, в силу особенности глазного заболевания, которое было приобретено мною еще в детстве. Данные о наличии данного дефекта и его особенностях должны быть зафиксированы в историях моей болезни (медицинская карта № 7522 от 12.09.2000г., медицинская карта № 1625 от 27.02.2001г., медицинская карта № 3765 от 04.06.2011г.) и приняты во внимание Фемиды.
О приобщении данных документов, имеющих доказательное значение по делу в защиту моих прав и интересов, ходатайствовали перед судом я и мой адвокат.
В приобщении данных документов мне было отказано.
Без внятного обоснования мотивов и без ссылки на нормы Уголовно-процессуального Закона.
Между тем, это подтверждает мои слова о том, что своих показаний ни по следствию/суду по совершению мною преступления, предусмотренного ч.1 ст. 173.1 УК РФ, ни по следствию/суду по совершению мною инкриминируемых мне сейчас деяний по ч.1 ст. 187 УК РФ я НЕ читал, смысла написанного я НЕ понимал (и НЕ понимаю), таких показаний, которые были оглашены в ходе судебных заседаний, я НЕ давал.
Единственное, что мне было сказано и первым адвокатом, и вторым, чтобы я «со всем соглашался» и тогда я «останусь на свободе».
То же самое мне говорили и следователи.
Между тем, как моим родным объяснили позже юристы, сотрудники СКР также вводили меня в заблуждение, так как признание вины в том, чего я даже не совершал, так же будет признано судом преступлением, и я буду обязательно осужден, так как в момент, якобы, совершения мною противоправных поступков я находился под условно-досрочным освобождением.
Не знать этого следователи СКР Волков и Алексеенко не могли в силу занимаемых ими должностей и званий.
О том, что я не могу толком читать и понимать прочитанное, наглядно демонстрируют эпикризы из историй моей болезни, которые выше были приведены по номерам и датам.
И в приобщении которых мне было отказано, полагаю, не справедливо и не правомерно.
В частности, вот что отражено за подписью завотделением БУЗОО «КПБ им. Н. Н. Солодникова» В. А. Агеевой и лечащим врачом Е. В. Кливер:
«Уровень развития речи и запас знаний возрасту не соответствует. Выполняет элементарные обобщения и выделение лишних понятий и предметов, но объяснить не может.
Сравнение производит по второстепенным признакам. С заданиями, требующими логического мышления, не справляется.
Читает по слогам, не выразительно, без учета знаков препинания. Смысл прочитанного понимает плохо: понимает лишь отдельные слова в рассказе и в предложении.
Пересказ не доступен, скрытый смысл рассказа понимает не всегда верно. Самостоятельное письмо невозможно, переносный смысл пословиц и поговорок толкует конкретно или не понимает. Мышление малопродуктивное, конкретного типа. Активной психопродуктивной симптоматики не выявлено».
И ниже.
«Диагноз: Легкая умственная отсталость (выраженная дебильность) с выраженными нарушениями поведения. F70.12».
В другой медицинской карте стационарного больного (возраст 22 года) имеется запись в «Социальной карте пациента» в графе «Образование, место учебы — 2 класса». Нет ни специальности, ни места учебы или работы.
Тем не менее, в «Обвинительном заключении по уголовному делу № 12202520005000059
(№ 1-385/2022) по обвинению меня в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 187 УК РФ» зафиксирован иной социальный статус в графе «Образование» — «среднее».
Такого образования я не имею, никаких документов установленного образца о любом виде образования я не получал.
Скорее всего, данная запись появилась для того, чтобы снять вопросы перед Судом и Прокурором относительно возможности привлечения к ответственности гражданина, который НЕ давал показаний, которые имеются в деле, который НЕ читал эти показания и НЕ мог понять смысл прочитанного.
В силу имеющегося врожденного и приобретенного психического и психосоматического заболевания.
В приобщенной к материалам дела нотариальной доверенности 55 АА 2958539 от 08.11.2022 г. на этот счет имеется прямое указание — «Содержание настоящей доверенности доверителю зачитано вслух».
Самостоятельно прочитать текст документа я НЕ могу.
Тем не менее, ни предварительное следствие, ни орган Правосудия не проводят в отношении меня стационарную комплексную психолого-психиатрическую экспертизу (СКППЭ), о чем было заявлено, с целью установить ответы на вопросы, которые предполагают наличие СПЕЦИАЛЬНЫХ познаний в области медицины и не подлежат вольной интерпретации служителем Фемиды или государственным обвинением в частном порядке, как это случилось в рамках рассмотрения моего уголовного дела.
На попытку адвоката уточнить о мотивировке отказа в проведении СКППЭ суд грубо обрывает защитника.
Если в ходатайстве «о назначении экспертизы» имеются неточности, отсутствует наименование экспертного учреждения — то это вопрос к моей государственной защите, так как самостоятельно отстаивать свои прав и свободы я не в состоянии в силу умственных и психических особенностей.
Что касается преступления, то я его не совершал в том формате, как это преподнесено Фемиде со стороны следствия и обвинения.
Да, ко мне через знакомую Ольгу обратились ранее незнакомые мне люди (Антон и Анжела) с предложением организовать фирму. Это не было предложение заняться чем-то противоправным. Я даже не мог себе это представить.
Мне же сообщили, что я, как инвалид, имею право на поддержку и выплаты от государства, если создам предприятие. Они пообещали мне в этом помочь, преследуя и свой интерес. Я в качестве инвалида II-ой нерабочей группы буду осуществлять представительство фирмы в госорганах, а они непосредственно заниматься бизнесом и извлекать прибыль.
Какую именно, я интересовался, но мне было сказано, что у каждого свои полномочия и своя зона ответственности.
Я согласился.
Я сделал все, что они просили в качестве действий необходимых по регистрации фирмы.
С их непосредственной помощью и контролем.
Никаких денег я за это не получал, но хотел, чтобы предприятие заработало и приносило мне, как организатору и директору, доход, компаньонам — прибыль, а нашему обществу и городу — пользу.
Никаких навыков в открытии предприятия, в открытии расчетных счетов, в оформлении документации, в том числе, на госуслугах, на сайте налоговой службы, в личных кабинетах банков я не имел и не имею.
Даже пенсионные выплаты за меня по доверенности получает мама. Она же совершает оплату услуг ЖКХ.
Что делал Антон в целях открытия предприятия и получения расчетных счетов — кодов доступа к электронным базам данных, я не знаю и не понимаю.
Если об этом в материалах дела имеются иные мои пояснения, то их дали сами следователи.
Скорее всего, Антон и его подруга ввели меня в заблуждение, относительно законности данных действий, а также правовых и уголовных последствий. Отдавать в этом отчет себе я не мог в силу имеющегося у меня психического заболевания.
Я правдиво рассказал обо всем этом следователям СКР, но они не стали искать Ольгу, Антона, Анжелу, а ограничились привлечением меня в качестве единственного обвиняемого.
А если выяснится, что Антон, используя меня в темную, взял в банках кредиты, а если выяснится, что Антон использовал полученную с помощью обмана фирму в операциях по «обналичке», в подставных тендерах, аферах или сделках?
Судя по всему, и в этом случае виновным буду признан именно я.
Полагаю, что моя изначальная позиция по непризнанию вины и отсутствия умысла в совершении преступления была неверно интерпретирована сотрудниками СКР, мне была навязана иная роль, от моего лица изложены иные показания, суть которых в целом и отдельно — по словам я не понимаю.
Данные показания я не читал, не вникал и не осознавал суть написанного. Единственное, что я делал, это писал по слогам текст под протоколами, который мне диктовали следователи.
И расписывался.
Полагаю, что в ходе данного судебного следствия я был лишен фундаментального права на Защиту.
Я не был ознакомлен с материалами моего уголовного дела. Мне просто предложили расписаться.
В дальнейшем на мои неоднократные просьбы получить фотокопии листов дела адвокат отвечает согласием, но материалы мне не переданы до настоящего времени.
Просьбы защитнику передавались лично и по телефону, письменно — по вотсапу. В том числе и моей матерью.
Заявленное ходатайство «об ознакомлении с материалами уголовного дела» со стороны моего представителя по нотариальной доверенности перевернуты судом с ног на голову и отвергнуты судом со ссылкой на статью 49 УПК РФ.
Хотя речь идет не о представительстве моих интересов по уголовному делу, не об Общественном защитнике, а всего лишь о конкретном поручении — о фотоознакомлении с материалами моего уг/дела в моих интересах — для меня, так как адвокат мне отказывает в этом, а самостоятельно сделать копии документов с помощью фотоустройства я не могу.
И физически — в силу заболевания ДЦП, и по причине отсутствия навыков.
На основании выше изложенного ПРОШУ суд:
— вернуть данное уголовное дело (№ 12202520005000059 (№ 1-385/2022) прокурору для доследования и пересоставления обвинения в силу невозможности вынесения судом адекватного решения по имеющимся в деле доказательствам».
Без подписи.
Успеет ли подсудимый подписать и приобщить данные прения?
Большой вопрос.
Уже дважды назначен принудительный привод подсудимого службой судебных приставов. Один — не исполнен, так как по месту жительства гражданин Борисов не появлялся. А вот «изменение меры пресечения на арест» и «помещение Борисова в СИЗО» судья Лобода пока не санкционирует, хотя прокурор Левина дважды заявляла это ходатайство.
Впрочем, кто знает, сколько времени продержится Борисов в бегах и не станет ли это таинственное исчезновение для него… летальным?!
Вопрос (пусть мои опасения правильно поймут близкие) далеко не праздный.
В последние месяцы Омск накрыла непонятная напасть в отношении потерпевших, очевидцев и тайных свидетелей обвинения. Как по линии МВД, так и по линии СКР.
После того, как люди дают нужные следствию показания, они… умирают!
То ли от передозировки, то ли от иного не совместимого с жизнью действа.
А многочисленные уголовные «дела Сергея Борисова», если к ним подойти со всей серьезностью, юридической беспристрастностью и гражданской ответственность, могут «выйти боком» многим ныне высокопоставленным офицерам — Полиции, Прокуратуры и Следствия.
И служители Фемиды, возможно, могут оказаться в этом «черном списке».
Вполне.
Как можно быстрее «упаковать» возмутителя спокойствия «за решетку» или в «мир иной» — такое развитие событий… вполне вписывается в нынешние «правовые» омские реалии!
Публичность в СМИ, общественный резонанс, частные жалобы, апелляционное рассмотрение в Облсуде, прокурорская проверка из Москвы — не известно, чем все это может закончиться. Для тех, кто привык, будучи винтиком теневого криминального конвейера, «фабриковать и фальсифицировать»…
«Фальсифицировать и фабриковать»!
P.S.
Прошу рассматривать данную публикацию как официальное обращение в Генеральную прокуратуру России и Следственный комитет РФ «о проведении надзорных мероприятий по делу Сергея Борисова».
На предмет установления возможных нарушений УПК РФ и иных противозаконных деяний со стороны предварительного следствия и надзорного органа.
А как еще?!
(продолжение следует…)
Александр Грасс
Источник: СМИ «ИА АЛЕКСАНДРА ГРАССА»
Сообщите новость
Версия для печати
